Улыбки уличных Джоконд

А страшная девочка выпрямилась в седле, вытянула в его сторону бледный палец, прищурила бездонные глаза и прошипела:

– Ты думал, что можешь меня ослушаться? Меня, Смерть? Он же просил тебя! Просил!!! Теперь у тебя долг! Ты теперь Смертью целованный!

Она с силой дернула Шипку за гриву, та ошалело раздула ноздри, вздыбилась и саданула копытом прямо в грудь обездвиженного ужасом мальчика.

Тогда он, проснувшись, обрадовался, что это сон, перекрестился дрожащей рукой и забыл. Не разглядел знамение.

Глава 9. За двумя зайцами

Николай Антипович Отрепьев в задумчивости брел по Казанской улице в сторону Проспекта. Изъятый у художника нож он, как и было велено, передал доктору Кушниру, несколько минут посмотрел, как тот щурится на лезвие через свои стеклышки, послушал его невнятное бормотание и цоканье языком, а теперь вышагивал в сторону веселого заведения «Квисисана», невесело размахивая длинными руками в такт широких шагов.

Грустное направление его мысли приобрели сразу по нескольким причинам. Во-первых, ему стало обидно, что начальство, будто бы начавшее его привлекать к делам сыскным, отправилось по явно более перспективному следу без него, отослав несчастного письмоводителя подкреплять версию уже отработанную и почти что отброшенную. Во-вторых, расстраивало его и то, что идти пришлось пешком, хотя господа сыщики могли бы и подбросить его по пути, но умчались в азарте, даже не подумав о его ничтожной персоне. Траты же на извозчика оставили бы юношу без завтрака. Ну и в-третьих, за глубокую вертикальную складку на гладком лбу стоило бы сказать «спасибо» одной молодой особе, с некоторых пор занимающей в этой голове и сердце очень существенное место.

Продолжая внутренний диалог то с Владимиром Гавриловичем, то с дамой сердца, а то и, набравшись смелости, выговаривая все накопившееся за последние дни Константину Павловичу, Отрепьев перешел канал, обогнул здание городской думы и вынырнул на шумный Невский. Обождав, пока пузатый трамвай прозвенит в сторону Знаменской площади, молодой человек тряхнул головой, отгоняя воображаемых оппонентов, перешел улицу и взялся за бронзовую дверную ручку. Но стеклянная дверь сама резко распахнулась ему навстречу, и из полумрака буфетной прямо на опешившего Отрепьева выпорхнула тонкая – иначе и не скажешь – барышня в серебристом платье. Короткую модную прическу украшала черная лента с экстравагантным стриженым пером, выкрашенным серебряной краской под стать платью, и лишь теплая плотная шаль, накинутая на голые плечи, нарушала этот богемный облик. Будь на месте Отрепьева Маршал, он, несомненно, опознал бы в барышне ночную декламаторшу, но Николай Антипович просто посторонился, пропуская девушку и приподняв фуражку. Артистка же, скользнув рассеянным взглядом по лицу юноши, высвободила из-под шали белую руку и махнула в направлении переминающейся у тротуара с ноги на ногу черной кобылы с белою гривой:

– Извозчик!

Голос у незнакомки оказался неожиданно низким, почти мужским, и это несоответствие облика и тембра, видимо, и вывело Отрепьева окончательно из оцепенения. Ну и, само собой, приметная лошадь напомнила ему о цели его путешествия. Он ухватил барышню за руку, смутился своему жесту, тут же отпустил тонкое запястье, покраснел, но все же выдавил из себя:

– Позвольте. Сыскная полиция Петербурга. Попрошу вас уделить мне несколько минут.

Девушка уже пристальнее смерила черными глазами фигуру Николая Антиповича, снова убрала руку под шаль и спросила с некоторой жеманной ленцой:

– Это вас в полиции учат незнакомых женщин за руки хватать?

Бедный письмоводитель снова залился краской, открыл было рот для объяснений, но объясняться было уже не с кем – странная барышня, гордо вскинув подбородок, прошествовала обратно внутрь ресторана. Быстро переписав номер извозчика и велев тому дожидаться, Отрепьев второй раз взялся за ручку стеклянной двери.

Его новая знакомая, вернее, пока еще незнакомка, сидела за тем же столиком, что и Зина с Герус двумя днями ранее. Шаль была сброшена на спинку стула, в тонкой руке блестел черный мундштук с незажженной папиросой.

– Николай Антипович Отрепьев, сыскная полиция, – наклонил голову Отрепьев.

– Я все равно вас не запомню, господин сыщик, – тем же протяжным манером ответила девушка. Видимо, это была ее обычная привычка – лениво растягивать слова. – Что вам от меня нужно?

Она требовательно нацелила в Отрепьева папиросу. Только было приготовившемуся к разговору юноше опять пришлось отвлекаться, искать по карманам коробок, чиркать спичкой и в очередной раз краснеть, собираясь с мыслями.

– Как мне к вам обращаться? – усевшись наконец напротив, спросил Николай Антипович. – Я постараюсь вас запомнить.

– Да уж, – выпустив в его сторону тонкую струйку, прищурила черные глаза девушка. – Вы теперь меня уже не забудете. Зовите меня Агатой.