Это было широкое, щедро залитое солнцем помещение с высоким сводчатым потолком. В нишах вдоль стен высились бронзовые фигуры знаменитых учёных, на окнах драгоценными пластинами сияли витражи. На небольшом возвышении находилась кафедра – выполненная из вишнёвого дерева, она чем-то неуловимо напоминала гроб.
За кафедрой сидела сама Аманда, а также несколько политиков, преподавателей и стражей. Все остальные места в зале занимали журналисты и зеркала: большие и маленькие, ручные и напольные, старинные и минималистичные.
То самое зеркалидение. Пусть в последние годы его и применяли очень редко, ради конференции всё-таки «растянули»: как иначе, если сегодня решится судьба мира?
Таким образом, сотни колдунов по всему Гало с самого утра поддерживали плетение. Воздух искрился от магии, пробуждённой в таких количествах. Под облаками носился лёгкий зеркальный звон… Меня то и дело шарахало током от прикосновений к Артуру (это норма) и одежде (вот тут что-то новенькое!).
– А это заклинание не порвёт ткань бытия? – подозрительно уточнила я. – Ты говорил, что глобальные вязи так же опасны, как гибель дракона.
– Опасны не вязи, а их внезапное разрушение, – покачал головой Эдинброг. – Но его будут сворачивать со всей осторожностью, не волнуйся.
Мы решили смотреть выступление из кофейни в Сироппинге.
Ещё утром Артур написал Аманде, что не станет поддерживать её, и теперь в огромном настенном зеркале я видела, как укоряюще пустует кресло справа от девушки. Борису мы отправили сообщение, чтобы он пришёл к нам «на чашечку кофе». Если всё пойдёт плохо – умотаем в столицу прямо отсюда.
И да.
Опуская прелюдии: всё действительно пошло плохо.
Аманда ДеБасковиц не врала, когда сказала, что короли
Только один из спикеров высказал некоторое сомнение. Это был крючконосый мастер Говерик.
– Позвольте, коллеги… – пробормотал он. – Но как же Земля?!
– А что Земля? Никто из нас никогда не был на Земле, – снисходительно отозвался ректор Хомхи Бавтелик. – И это очень удобно, потому что жертвовать тем, что ты знаешь, – это безнравственно, но жертвовать концептом, так сказать, конструктом – это совершенно нормально. Вы же не рыдаете всякий раз, когда слышите, что где-то во вселенной идёт война, верно? До слёз вас доводит лишь война, имеющая к вам отношение… Поэтому предлагаю о Земле в принципе не говорить.
– Но как можно не говорить о ней, если даже у нас в университете есть двое землян?! – вскрикнул ошарашенный мастер Говерик.
Его крик взметнулся под своды зала и пару секунд болтался там эхом, одинокий и неприкаянный.
Все, нахохлившись, замолчали. Кажется, волнения Говерика совсем не понравились политикам. Сквозь стрельчатые окна лились задорные солнечные лучи, и в их нежно-медовом свете переливались поджатые губы и мрачные взгляды. Шелка и бархат. Слабоумие и жадность.
– Вообще-то, – наконец проскрипел кто-то, – земляне – это очень плохо. Они могут устроить бунт. Лучше отправить их домой. Или в тюрьму.
Я аж поперхнулась и разлила кофе по блюдечку, когда стрелки вот так легко и ненавязчиво перевелись на нас с Борисом Отченашем.
И, кстати, где он?.. Часы на стене кофейни показывали полдень, и контрастные короткие тени были с ними согласны. Конференция шла уже давно, а финансист так до сих пор и не явился. Странно.
Меж тем в зеркале крупно показали Аманду ДеБасковиц. Девушка была одета в закрытое белое платье, а на груди у неё висели четыре значка: гербы государств Гало и… символ Тварей. Эдакая серая клякса с белыми зубками. Якобы она дипломат, ага.
Двуличная задница, как по мне.
– Я согласна, – грустно сказала ДеБасковиц. – Земляне действительно могут стать проблемой. И не только они… Дело в том, что вчера я обсудила наш договор с известным вам Артуром Ван Хофф Эдинброгом. И, боюсь, его реакция оказалась неадекватной.
– А поподробнее? – нахмурился ректор.
– Господин Эдинброг крайне недоволен тем, что теперь
Зеркальная камера показала пустое кресло. За кафедрой тотчас обвинительно зароптали…
Аманда продолжила:
– Но бойкот – это не страшно. Куда хуже были бы агрессивные действия, направленные против нашего соглашения: например, принудительный разрыв ткани бытия раньше срока в попытках смешать нам карты.
– Что за ужас вы говорите, Аманда! – заблеяли политики.