Ум тронулся, господа! Аномалии мозга глазами нейробиолога

Серия последующих экспериментов была неубедительна, не у всех получилось повторить результаты Шехтера и Сингера. Но главное было сказано: чувства есть результат оценки эмоционального состояния, оценки, на которую влияет контекст.

Любопытно, что эксперименты с бета-блокаторами, которые перебивают бета-рецепторы по всему телу и нивелируют эффект эпинефрина или адреналина, были очень обнадеживающими. Бета-блокаторы замедляют поток информации о состоянии возбуждения в теле к центральной нервной системе, в результате снижается уровень тревожности. «Изъятие стимулов из висцерального возбуждения уменьшает интенсивность любого эмоционального переживания», – пишет психолог Джеймс Лэйрд в книге «Чувства. Восприятие личности».

Лэйрд приписывает неубедительные результаты экспериментов, последовавших за экспериментом Шехтера и Сингера, одному фактору: эксперименты не учитывали, что люди по-разному реагируют на стимулы. Они не учли различных возможных интероцепций, восприятий ощущений посредством тела.

Тем не менее двухфакторная теория (встраивание восходящей информации о состоянии тела и нисходящая оценка этого состояния) пользуется успехом среди исследователей эмоций.

Дамасио и его коллеги на протяжении последних двадцати лет утверждают, что взаимодействие между эмоциями и сознанием двухсторонне: когнитивный контекст влияет на оценку эмоционального состояния тела, а сознание может быть подвержено влиянию эмоционального состояния.

Анил Сет, один из директоров Центра когнитивистики Саклера в Университете Сассекса, полагает, что мозговую основу эмоций можно представить еще лучше: убрав барьер между сознанием и физиологией. Его взгляды основаны на набирающей популярность идее, что мозг – это машина для прогнозирования, особенно в том, что касается внешних сигналов. От мозга мы получаем лишь самые точные догадки, откуда эти сигналы могли поступить. Сет расширил эту идею, предположив, как мозг справляется со внутренними сигналами изнутри тела, и утверждает, что она поможет нам понять такие расстройства, как деперсонализация и телесные аспекты нашего чувства личности.

* * *

Николас, как никто другой, знает, как важно чувствовать связь со своим телом. «Я никогда не задумывался о том, что является стержнем меня как личности, до тех пор пока не началась деперсонализация и я не почувствовал себя отделенным от своего физического тела, – говорит он. – Честно говоря – и я так говорю не потому, что я сам такой, – думаю, это страшнее всего на свете – почувствовать, что твой разум отделился от твоего тела, все время осознавать это. Как будто тебя едят заживо».

Он обсуждал свою прогрессирующую деперсонализацию с терапевтом. Когда Николас заполнил форму разрешения, я поговорил с ней по телефону, и она подтвердила, что Николас лечился от тревожности и пошел на улучшение, однако деперсонализация не проходила. Она направила его к неврологу для диагностики эпилепсии височной доли (иногда она может быть причиной деперсонализации) – но сроки ожидания приема у специалиста в Новой Шотландии таковы, что Николасу приходится справляться со своей болезнью в одиночестве.

Я спросил Николаса о гитаре, которую видел у него в гостиной. Он учится играть на ней. Ему больше нравились барабаны, сказал он, но в их квартире на барабанах не поиграешь. Он с нетерпением ждет, когда они переедут в дом и он снова сможет играть на барабанах. Это приносит ему облегчение. «Все твое внимание поглощено только барабанами, – говорит Николас, – когда играешь всеми своими конечностями, на это уходит столько сил, что это приносит облегчение».

Это напомнило мне о пациенте, упомянутом Ником Медфордом. Этот пациент жил в Лондоне и неплохо играл в теннис, но перестал из-за деперсонализации. «Единственное, что я смог сделать для него, я убедил его снова заняться теннисом, – рассказывал мне Медфорд, – когда он бежал по теннисному корту, полностью захваченный потоком, [деперсонализация] отступала. Она, к сожалению, возвращалась, но это тем не менее было очень важно для него, это доказывало ему, что деперсонализация не вечна и непреложна, что ее можно заглушить».

Хотя Николас и говорил, что игра на барабанах облегчала его симптомы, улучшение было временным. В тот момент, когда он понимал, что ему лучше, деперсонализация возвращалась. «Это парадоксально: ты думаешь о том, что чувствуешь себя лучше, – и сразу ощущаешь деперсонализацию снова», – говорит он.

Может ли сложная феноменология деперсонализации быть следствием искажения в прогностической работе мозга?

* * *

Задумайтесь на минуту о том, каково это – быть мозгом. Ему нужно анализировать природу физической реальности, основанную на постоянно меняющихся потоках сенсорных сигналов, которые, в свою очередь, вырабатывает движущееся тело. Как мозг превращает стимулы в восприятие?

Немецкий физиолог XIX века Герман фон Гельмгольц предположил, что мозг решает проблему восприятия, делая выводы о природе ощущений. Он работает, выражаясь языком современной неврологии, как байесовский механизм вывода.