Ум в равновесии. Медитация в науке, буддизме и христианстве

Авторы комментариев в буддизме тхеравады отождествляют этот ярко сияющий ум с бхавангой, или основой становления, которую мы обсудили в главе 12. Бхаванга естественным образом проявляется во сне без сновидений и в момент смерти[307]. Когда мы бодрствуем, обыденное сознание озаряет все видимости, чувственные и ментальные, — но его можно приглушить или погасить, если повредить физические чувства или мозг. Однако врожденная светоносность бхаванги сохраняется — и неважно, скрывают ли ее ментальные или физические виды влияния[308].

Безусловно, это разумная интерпретация. Тем не менее Будда также говорил и об окончательном состоянии осознания, которое переживают реализовавшие нирвану. Он называл его «сознанием без характерных черт», потому что оно необнаружимо любыми обычными видами восприятия. Оно может быть лишь несвойственно познано самим собой. Это сознание сохраняется даже после того, как архат (тот, кто достиг нирваны) умирает; это необусловленное, вневременное измерение сознания наделено неизменным блаженством. В этом непостижимом, бесконечном, лучезарном состоянии осоознавания архат полностью освобожден от физического воплощения: обычные ум и тело полностью превзойдены и исчезают без следа[309]. Будда утверждал, что сознание умершего архата становится «лишенным опоры», ибо у него нет физической основы — что, однако, не означает, что само сознание не существует. Вместо того он сравнивал подобное осознавание с лучом солнечного света, который никогда не соприкасается с какими-либо физическими объектами и потому ни на что не «падает»[310]. Подобное сознание превосходит все виды двойственности, включая дуализм добра и зла[311].

Будда подразумевал, что «ярко сияющий ум» становится этим непроявленным сознанием, а его учения поддерживают представление о том, что этот ум является «утробой» архатов[312]. Как уже упоминалось, буддисты тхеравады приравнивают его к основе становления, которая является столь тонкой, что в жизни обычного человека остается практически незаметной. Но здесь все так же, как с горчичным семенем: когда его культивируют и взращивают, оно обращается в крупнейшие в саду растения. Можно привести и другую аналогию из притч Иисуса: эту естественно чистую основу становления можно уподобить закваске, которую добавили в большое количество муки, так что она пропитала собой все тесто.

Однако в конечном итоге, поскольку бхаванга мгновение за мгновением меняется, сложно понять, как именно она может перестать преображаться и стать неподвижным, необусловленным, непроявленным сознанием. Более того, если это сознание является вневременным (или превосходящим перемены), оно должно присутствовать еще до смерти архата. Оно не может возникнуть с нуля в момент его смерти, ведь оно называется нерожденным. На самом деле оно должно уже присутствовать (хоть и в неявной форме) еще до достижения нирваны — а стало быть, должно существовать в каждом живом существе, какими бы ни были завесы его умственных омрачений.

На самом деле Будда действительно подчеркивал значимость измерения бытия, которое не рождено, не создано, не сотворено и не обусловлено, — без него не было бы возможности освободиться из цикла перерождения в мире, который рождается, создается, сотворен и обусловлен[313]. Хотя на относительном уровне «ярко сияющий ум» можно соотнести с бхавангой, его окончательная природа проявляется, когда мы полностью открываем непроявленное сознание совершенного освобождения. Оно всегда существовало — подобно сокровищу, которое зарыто в поле обычного ума. Стоит нам отыскать этот клад, и мы будем рады отказаться от самого поля — будем рады умереть духом и возродиться — ради бесценного сокровища, так же как нашедший бесценную жемчужину готов всё ради нее продать. Несмотря на важные доктринальные различия между христианством и буддизмом, между «Царствием Небесным внутри» и «ярко сияющим умом» есть поразительное сходство.

Природа будды