Катон и король Георг VI через строгость к себе сделали людей лучше. Это не удается многим лидерам.
Чтобы реализовать свое предназначение, вам потребуется такой герой. Но чтобы воистину достичь предначертанного, нужно самому стать таким героем: жить так, чтобы вести других к достижению их цели.
Разве не это сделало Антонина великим? Его пример, верность, благочестие сослужили ему службу. Он был хорош сам по себе, но он также и создал Марка Аврелия. Антонину не нужна была строгость по отношению к подопечному: она заразительна, как и все прочие добродетели.
Лонгфелло писал о Флоренс Найтингейл и вообще обо всех по-настоящему дисциплинированных и замечательных людях:
Вспомните о Черчилле в мрачные дни Второй мировой: его мужество, самообладание, хладнокровие в трудных ситуациях помогли стране найти у себя эти качества.
Миссия великих лидеров — делать людей лучше. Помогать стать такими, какими являются сами.
В «Бхагавадгите» говорится: «Путь, которым следует великий человек, становится ориентиром для всего мира»[226].
Обладающие самодисциплиной не ругают других. И ничего не просят. Они просто делают
«Счастлив тот, кто, присутствуя лишь в мыслях другого, исправит его!» — писал Сенека, имея в виду не только Катона, но и всех мужчин и женщин, которые его вдохновляли[227].
В этом сила дисциплины. Она делает вас лучше, а потом — еще лучше, потому что положительно влияет на мир вокруг.
«Мы не обязаны быть Катонами» — это выражение подразумевает, что и не можем.
Но нам под силу стать позитивной силой в обществе. Показать детям, соседям, коллегам, сотрудникам правильный выбор. Мы можем каждый день демонстрировать целеустремленность. Показывать, как не поддаваться провокациям и искушениям, как быть выносливыми и терпеливыми.
Может, они оценят это сейчас. Или возненавидят нас. Или будут прославлять нас и ненавидеть потом. Мы не можем это контролировать.
От нас зависит, чтобы хорошими были мы. Чтобы правильно поступали. Чтобы преодолевали себя. Мы не заставим других сделать то же самое. Но мы можем посеять семена. Спокойно относиться к судьбе, зная, что она неизбежно изменит кого-то к лучшему. Потому что, как и в мужестве, в дисциплине есть нечто заразительное.
Огонь внутри нас достаточно силен, чтобы согреть других. Свет внутри нас может осветить путь другим. Наши достижения могут сделать что-то возможным для других.
Это начинается с нас, это начинается
Но на этом ничего не заканчивается.
Наша дисциплина может быть заразительной. Но если это и не так, насколько она сильна в действительности?[228]
Достоинство под давлением
Однажды Хемингуэя попросили объяснить, что такое мужество. Он не сказал, что нужно бросаться в бой. Или убивать диких зверей. Это не было противостояние могущественным людям, хотя его определение и не исключало всего этого.
Вот что он сказал.
Уравновешенность. Дисциплина, когда это важно.
Королева Елизавета сохраняла спокойствие и самообладание, даже когда ее жизни угрожала опасность, что-то летело с неба, а папарацци осаждали ее дворцы. Однако это было частью ее работы. После терактов 7 июля 2005 года, когда в лондонском метро погибло 52 человека, Елизавета объяснила, почему важно самообладание. Оно —
«Я хочу выразить восхищение жителями нашей столицы, — сказала она скорбящим стойким британцам, — которые после вчерашних взрывов спокойно настроены вернуться к нормальной жизни.
В первые дни пандемии она вернулась к тем же темам. «Я надеюсь, что в ближайшие годы каждый сможет гордиться тем, как он отреагировал на проблему, — сказала она. — И те, кто придет после нас, скажут, что британцы этого поколения были такими же сильными, как всегда. Что такие качества, как самодисциплина, спокойная добродушная решимость и чувство товарищества по-прежнему присущи этой стране».
В 175 году полководец Авидий Кассий предал Марка Аврелия: попытался устроить переворот[229]. Марк, как всегда, был хладнокровен, хотя и сам, и его семья оказались в смертельной опасности. «Чем ближе человек к спокойному уму, — писал он о таких кризисных моментах, — тем ближе он к силе»[230]. Настоящий мужчина не поддается гневу или панике, желая быть похожим на Антонина, напоминал он себе. «У такого сила, крепость и мужество, а не у того, кто сетует и недоволен»[231].