Умершее воспоминание (СИ)

И она убежала вверх по ступеням, закрыв лицо ладонями. Моя грудь разрывалась от чувства жалости, мне хотелось сорваться с места и побежать за Эвелин, но… я понимал, что никакими словами её сейчас не утешить. К тому же у меня на пути стояла огромная преграда — огромная преграда по имени Уитни.

— Доволен? — спросила она всё тем же мрачным голосом. — Это ты хотел от неё услышать? Это?!

Я молча смотрел на неё. Лицо Уитни исказила гримаса боли, и девушка твёрдо сказала:

— Теперь убирайся. Убирайся к чёрту отсюда.

Оказавшись дома, я почувствовал себя невообразимо одиноким. Это одиночество не заполняли книги, музыка, телевизор. Я не мог избавиться от мыслей об Эвелин.

Кое-что всё-таки радовало: ещё в Далласе я догадался взять у Эвелин номер телефона, и теперь мог позвонить или написать ей в любое время. Этим я и занялся. Примерно через час после моего возвращения домой я позвонил Эвелин и спросил, как она. Её голос заметно дрожал, но она старалась говорить спокойно и ровно. С Уитни девушка не разговаривала, однако та и не пыталась с ней заговорить. Обе сестры были рассержены друг на друга, и никто из них не собирался делать шаг навстречу другой.

Единственное, что немного отвлекало от этих мыслей, — это всё те же анонимные подарки, о которых я вовсе перестал думать во время «Большого Тура». За два месяца моего отсутствия их накопилось немыслимое количество, но я даже не смотрел содержимое этих многочисленных разноцветных коробочек. Меня уже перестал мучить вопрос, кто же является этой загадочной анонимкой, щедро отсылающей мне подарки. Но ответ на этот вопрос нашёлся сам собой, я даже не приложил к этому никаких усилий.

Примерно через час моего бессмысленного убивания времени на диване звон домофона нарушил тишину во всём доме. Я лениво поднялся на ноги и, подойдя к монитору, прикреплённому к стене по правую сторону от двери, внимательно пригляделся. За воротами стояла девушка, и я, узнав её, удивлённо нахмурился. Ни слова не спросив, я впустил её и открыл входную дверь.

Она легко взбежала по бетонным ступеням крыльца и улыбнулась, увидев меня. Я неуверенно улыбнулся в ответ.

— Привет, Логан. Выглядишь слегка усталым. Что-то случилось?

Не ответив на заданный вопрос, я вздохнул и спросил:

— Что ты делаешь здесь, Эмили?

Да, это была Эмили — девушка, которая лечила меня, когда я заболел пневмонией. Девушка, с которой я хорошо общался чуть больше недели, совсем не зная, что она в это время встречалась с Джеймсом. Девушка, поначалу проявившая ко мне интерес, а потом забывшая меня не без помощи этого ловеласа.

Эмили взглянула на меня кокетливо-обиженным взглядом и сказала:

— Я думала, мои небольшие презенты сами натолкнут тебя на правильную мысль.

— Так они были от тебя?

— А ты только сейчас догадался? Я думала, ты поймёшь это хотя бы по воздушному зефиру, с которым мы пили чай почти каждое утро…

Я устало вздохнул и прижал ладонь ко лбу.

— Что тебе нужно, Эмили?

— Я помню, каким неприятным выдался наш разговор, — начала девушка, опустив голову, — в последний день твоего лечения. Мне не очень-то хотелось, чтобы у нас друг о друге остались такие мрачные воспоминания, и я решила попробовать начать сначала.

— Начать сначала? — переспросил я с насмешливой улыбкой. — Поздновато ты спохватилась.

— Я знаю, знаю, просто… мне нужно было время, чтобы осознать, что наши отношения не были для меня безразличны.

— Догадываюсь, когда ты это осознала.

— Что, прости?

— Говорю, — сердито начал я, — я не хочу быть запасным вариантом.

Эмили удивлённо на меня смотрела.

— Думаешь, я не знаю, что ты была с Джеймсом? Думаешь, я не догадался, что ты решила возобновить наши отношения сразу после того, как он тебя нагло бросил? Думаешь, мне приятно говорить с тобой, зная, что я хранился в дальнем тёмном ящике, как запасное колесо?

— Логан, я…

— И к чему были эти глупые, бессмысленные подарки? Ты знала, что твои слова на меня не подействуют, и решила подкрепить их моими любимыми безделушками? Если да, то грош — цена твоим поступкам.

Эмили смотрела на меня потухшим взглядом, не зная, что сказать. Мне тоже было больше нечего сказать ей.

— Лучше уходи, — тихо произнёс я, — уходи, пока ничего толкового не сказала. Ты, может, знала, что ничего не получится, но…

Я не договорил.

— И не нужно больше никаких подарков, ладно? Пока.

Я закрыл дверь, даже не дождавшись, пока Эмили хотя бы развернётся, чтобы уйти. Этот разговор ничего не изменил в моей душе, и я впервые не почувствовал жалости к девушке, которой отказывал в отношениях. Это случилось впервые, но не вызвало у меня никаких новых ощущений.

Какое-то время я стоял у окна, смотря вслед уходящей Эмили, и снова думал о трёх минувших днях, которые я провёл с Эвелин. Эти воспоминания будили радость, временно уснувшую в моей душе, и воодушевляли после бестолковой встречи с Эмили.