Умершее воспоминание (СИ)

— Ты забыла, с кем разговариваешь? — нахмурился Кендалл и взялся за покрасневшую щёку. — Я тебя уволю!

— Да я сама раньше уйду.

Шмидт опустил голову и засмеялся.

— Посмотрим, посмотрим, куда ты от меня денешься.

Когда Скарлетт вернулась к бару, немец поднял на меня какой-то виноватый взгляд.

— Парни почти весь день активно обсуждали мои отношения с Мэрилин и со Скарлетт, — сказал он, царапая зубочисткой стол, — а ты ни слова не сказал. Почему?

— Я стараюсь не вмешиваться в чужую жизнь, — довольно равнодушно ответил я, — и, вообще-то, надеюсь на то же самое со стороны других.

Кендалл почему-то покраснел и сделал большой глоток «Огненного».

— А я хочу знать, что ты думаешь, — сказал владелец «Погони», пялясь на стол. — Что ты думаешь?

Какое-то время я молча смотрел на него.

— Мне кажется, ты слишком долго играл под маской холодного циника, — произнёс я, рассматривая содержимое своего стакана, — так ведь ты говорил? Просто ты заигрался, Кендалл, и эта маска срослась с твоим лицом. Равнодушный сердцеед — это теперь не твой образ, а твоя сущность.

Шмидт хмуро смотрел перед собой. У меня возникло ощущение, что он сам давно осознал то, что я сказал ему, однако сейчас эти слова, произнесённые вслух, напугали его.

— Ты со всеми ведёшь себя так грубо, — продолжал я, — не только с Мэрилин и Скарлетт. А люди этого не заслуживают.

— Не заслуживают, — подтвердил Кендалл, кивнув. — Я злой с людьми не потому, что злюсь на них.

— А на что ты злишься?

Немец замолчал, как будто раздумывал, рассказать мне об этом или нет.

— На свою жизнь, — сквозь зубы проговорил он, всё ещё пялясь в стол. — Она низкая и никчёмная, я ненавижу её!

Я смотрел на него с непонятной жалостью и пытался поставить себя на его место. Живи я этой жизнью, я, а не он, что было бы со мной теперь? Может, и не так плохо Кендалл с этим справлялся? Может, он действительно стоил сожаления и сочувствия?

Наверное, Шмидт подумал, что сболтнул чего-то лишнего, и прежде, чем я успел высказать свои мысли, он перевёл разговор в другую сторону:

— Тебе нравится коктейль?

Я отчего-то растерялся и, посмотрев на свой стакан, взял его в руку.

— Д-да, — заикаясь, ответил я. — Вкусно.

— Наш фирменный, — с самодовольной улыбкой произнёс немец. На минуту мы с ним замолчали, потом опять заговорили, но к прежней теме больше не вернулись.

Через час я понял, что для Кендалла на сегодня было достаточно, и предложил отвезти его домой. Сначала он пытался отказаться, говорил, что доберётся сам, но я убедил его, что мне несложно, к тому же ехать нам было в одну сторону.

Шмидт уже не держался на ногах, поэтому я помог ему подняться. В квартире стоял какой-то удушливый запах, было невыносимо душно.

— Кажется, давно ты не убирался, — сказал я и открыл окна в кухне и спальне.

— Ага, — пробубнил он в подушку. — Мэрилин давно не заходила.

Кендалл стянул с себя брюки и, перевернувшись на спину, радостно вздохнул.

— Кстати говоря, — произнёс немец, с улыбкой глядя в потолок, — дня три назад я столкнулся кое с кем на улице… Не угадаешь с кем.

Я тоже слабо улыбался и смотрел на него.

— Сказать? — спросил Шмидт.

— Ну, скажи.

Он выдержал интригующую паузу и, вдохнув поглубже, сказал:

— С Дианной.

— С Дианной? — удивлённо переспросил я и приподнял брови. В моём сознании возник живой образ этой девушки — светлой, понимающей и так виртуозно играющей на скрипке. — Ты с ней говорил?

— Конечно. Знаешь, она очень изменилась с тех пор, как я видел её в последний раз…

— В хорошую сторону?

— В самую лучшую! О, я не сказал, что она была не одна? С ней шёл молодой человек, и мне даже показалось, что у них были кольца… Ну, да я не видел точно, не буду врать. Она выглядит счастливой, её даже не узнать.

— Я рад слышать это, — сказал я с абсолютной искренностью. — Интересно, я так и не видел её с того самого момента, как… как мы расстались.

— Ну, может это и к лучшему. Ей лучше не вспоминать о тебе, потому что с тобой связаны не самые приятные моменты её жизни…

— Я согласен. Она про меня ничего не спрашивала?

Только после того, как я спросил это, мне показалось, что этот вопрос был лишним.

— Нет, — ответил немец, пожав плечами. — Не думаю, что ей хотелось услышать, что ты уже два с половиной года встречаешься с Эвелин.

Я будто почувствовал напряжение, прозвучавшее в голосе Кендалла, и насторожился от него.

— Ладно, проспись хорошенько, — сказал я ему и, задумчиво почесав затылок, пошёл к выходу из спальни. — Нам завтра на работу.

— Ты уже уезжаешь? — спросил Шмидт, подняв с подушек взлохмаченную голову.

— Пока что просто в туалет хочу сходить… Это важно?

Он резко сел на постели и хмуро взглянул на меня.

— В последнее время я не пользуюсь своей ванной, — сказал он, — хожу к девчонкам.

— Почему?

— Я сделал из своей ванной проявочную.

Последние несколько месяцев Кендалл серьёзно занялся фотографией. Он купил себе новую дорогую камеру и, наверное, перефотографировал уже всю Америку.

— Ладно, — произнёс я, пожав плечами, — дотерплю до дома. Но просто посмотреть-то можно?