Искренне радуясь за любимую, глубоко внутри я всё же чувствовал необъяснимую горечь. Эвелин была здорова, а я за все эти годы так и не расстался со своим расстройством… Вину за это обстоятельство я скорее списывал на отсутствие у меня силы воли, нежели на отсутствие стимула — какой стимул может быть сильнее любви? За всю жизнь я уже научился жить с этим расстройством, но беда заключалась в том, что остальные не обязаны были с ним мириться. Моё лечение являлось необходимостью прежде всего для других, и, может быть, именно поэтому я так долго его откладывал.
— Кендалл отказался от нашего приглашения, — сказал я, когда мы вернулись в свою квартиру.
Эвелин замерла, услышав это, и, побледнев, переспросила:
— Отказался?
— Да. По-моему, по-свински получилось, не находишь?
Каждый раз с воспоминанием о Кендалле ко мне приходило воспоминание о его признании. Я относился к нему всё так же резко и болезненно, только теперь мне казалось, что всё произошедшее было легко преодолимо. Эвелин же постоянно вздрагивала, когда я говорил о Шмидте или самым деликатным образом намекал на то, что произошло между ними двумя. Я видел, что её терзания со временем не уменьшились ни на грамм.
— Может быть, у него возникли дела, — предположила моя возлюбленная, пожав плечами. — Мы не знаем.
— Всё мы знаем, — резко сказал я, но тут же осёкся и побоялся продолжения этого разговора. Он грозился вывести нас на очень и очень опасную тропу…
Но моя невеста, к счастью, не продолжила его и через пару минут заговорила об оформлении свадьбы. Я поддержал разговор, но мрачные, тяжёлые мысли, к которым я не возвращался уже долгое время, наводнили мою голову и больше меня не покинули.
«Всё мы знаем», — эта фраза, небрежно брошенная мной, не прошла над нами бесследно. Я понимал, что она задела что-то внутри моей избранницы, что-то очень больное и грозящее опасностью, хотя внешне Эвелин этого не показала. И, так или иначе, эта фраза подвела меня к последнему шагу на моём пути. Пятый шаг казался самым простым, но именно он стал самым губительным для меня. Он всё погубил.
Вечером того же дня на Лос-Анджелес резко обрушился дождь. Плохая погода испортила настроение Эвелин: ей хотелось этим вечером немного погулять по городу, но теперь она вынуждена была закрыться дома. Сделав себе какао, моя невеста села на балконе и отрешённо уставилась на стекло, по которому неистово колотили тяжёлые капли. Я с грустью наблюдал за ней. Если Эвелин по какой-либо причине одолевала печаль, то эта печаль немедленно передавалась и мне. Поэтому, почувствовав, как тоска сдавила моё сердце, я присел рядом с любимой и молча посмотрел на тёмное небо.
— Мы ведь оба знаем причину, по которой Кендалл отказался от приглашения, так? — тихо спросила Эвелин, не глядя на меня.
Я почувствовал, как ускорилось моё сердцебиение, когда я услышал это. Затаив дыхание и не зная, что ответить, я молчал.
— Я устала от молчания, — призналась она дрогнувшим голосом, — а ты вовсе делаешь вид, что тебе всё равно. Твоё равнодушие хуже ненависти, как ты не понимаешь? Ты просто убиваешь меня, Логан!.. Лучше ударь меня и скажи, что ненавидишь, потому что я знаю: это так.
— За что мне тебя ненавидеть? — шёпотом спросил я, сидя неподвижно, как изваяние. Мне сложно было поверить в то, что это происходило на самом деле. Мог ли я подумать, что этот день, так легко и счастливо начавшийся, закончится так горько и плачевно?..
Молния, ударившая где-то высоко над городом, на мгновенье осветила наши угрюмые лица.
— За то, что я сделала, — тихо ответила Эвелин, и по её щекам быстро, словно наперегонки, покатились слёзы. Чашка с какао задрожала в её руках.
Я ошарашено смотрел на любимую и испуганно хлопал глазами. Я, все эти долгие недели обвинявший свою избранницу в молчании, в неготовности завести серьёзный разговор, я, много раз его себе представлявший и хорошо знавший, что буду ей говорить, — я внезапно понял, что был не готов. Как можно найти в себе силы, чтобы заговорить об этом с Эвелин? Как можно говорить об этом с ней — ангелом, попавшим в лапы злого, хитрого демона, ангелом, который был обманут в своём доверии и не по своей воле предался страшному греху?
Рывком встав на ноги, я покачал головой.
— Не ты это сделала, — твёрдо выговорил я, полностью уверенный в своих словах.
Эвелин подняла голову и с недоумением на меня посмотрела. Очевидно, она хотела что-то сказать, что-то спросить, но я не дождался этого и, схватив зонтик, почти выбежал из нашей квартиры. Мой путь лежал к «Погоне».
Я добирался туда пешком около получаса и промок, как собака. С каждой минутой, проведённой мной в пути, мои напряжение и злость только нарастали. Я прекрасно знал, что скажу Кендаллу, знал, что сделаю с ним. Он заслуживал этого, заслуживал, заслуживал! Мне было необходимо сделать пятый шаг — мне было необходимо выпустить из себя демона, то есть гнев, скопившийся во мне за эти долгие недели!