Умершее воспоминание (СИ)

Этой безупречной жизнью мы с Эвелин жили уже около трёх недель. Я чувствовал, что моё сердце было переполнено бесконечной любовью, и дышал только огромной благодарностью за то, что я всё-таки дожил до этого момента. Ради него стоило преодолеть все прочие неудачи. Моя жизнь казалась мне теперь лучшей из всех, что можно было бы когда-либо прожить: я любил, был любим, а значит, мне больше нечего было просить. За эти три недели я отвык от алкоголя так же стремительно, как привык к нему, ввиду чего ссоры между мной и моей невестой стали редким явлением. Я стал чаще видеть её улыбку, мы стали много танцевать — с музыкой и без, и, в конце концов, я почувствовал себя счастливым.

Таким образом, я преодолел четвёртый шаг на своём пути к прощению: перестал страдать. Мне уже казалось, что я вполне понимал Эвелин и готов был простить её, однако впереди меня ждал пятый, последний шаг. Но он был впереди, а пока я наслаждался своей жизнью и тем, что было в ней. Моё счастье омрачало только одно: я ещё помнил просьбу Кендалла заехать к нему в «Погоню», чтобы кое-что обсудить, но до сих пор не решался сделать этого. Я знал, что это абсолютно всё испортит. И я был прав. Пока что я ещё не осознавал того, что радоваться мне оставалось очень недолго.

Редко когда мы с Эвелин, репетируя дома, доводили свой танец до конца: обычно он ещё чуть ли не в самом начале прерывался поцелуем, и в конце концов всё заканчивалось постелью. Так случилось и одной декабрьской ночью, когда до нашей свадьбы оставался ровно месяц.

Часы показывали три утра, когда мы, уставшие, но довольные друг другом, лежали в кровати и пялились в потолок. В полвосьмого утра у нас была запланирована встреча с дизайнером, на которой мы собирались обсудить последние детали оформления свадьбы. Вставать нужно было уже через три часа, поэтому мы с моей избранницей решили вовсе не ложиться.

Сделав себе крепкий кофе, мы поднялись на крышу: вход на неё был открыт. Из-за ограждений, наставленных здесь властями по понятным причинам, было плоховато видно город, но мы довольствовались и тем, что имели. Важнее было видеть не город, а великолепное высокое небо и светящиеся глаза любимого человека.

— Знаешь, что в жизни самое главное? — спросила моя возлюбленная, посмотрев мне в глаза, и её губ коснулась лёгкая улыбка.

— Знаю, — улыбнулся я в ответ. — Семья.

Эвелин молча покивала и осторожно сделала глоток горячего кофе.

— Семью связывает не кровь, — вновь заговорила она, — и не свидетельство о браке, а только настоящая любовь. Это большое счастье — обрести семью.

— И я очень рад, что мне довелось его испытать, — прошептал я, приблизившись к ней, и поцеловал её волосы. — И знаешь, милая, мне так хочется, чтобы однажды наша с тобой семья стала немного шире…

Она как-то смущённо улыбнулась, поняв, о чём я говорил, и опустила глаза.

— Свадьба через месяц, — почти шёпотом проговорила она, будто бы этим отвечая на мои слова, — уже очень близко.

— Разве многое изменится с того момента, когда ты на законной основе сможешь называть меня своим мужем?

— Вообще-то, — снова улыбнулась моя избранница, — я уже давно называю тебя своим мужем… В душе. И незнакомым людям иногда говорю, что замужем. Я делаю это как-то неосмысленно, неосознанно.

— Да, — усмехнулся я и обнял её за талию, — я примерял к твоему имени свою фамилию ещё с тех пор, когда мы только начали жить вместе. — Она засмеялась, и я, широко улыбнувшись, тихо сказал: — Миссис Хендерсон.

Когда кофе кончился, мы сварили ещё. Солнце уже поднялось над горизонтом и осветило своими золотистыми лучами наши улыбающиеся лица. Эта крыша была чем-то вроде нашего с Эвелин личного убежища: мы всегда проводили здесь время только вдвоём, вдали от всех; на этой крыше мы встретили вместе уже не один рассвет.

— Люблю, что здесь так тихо, — сказала моя невеста, глядя в небо.

— Тихо, — шёпотом подтвердил я, будто прислушиваясь к биению собственного сердца. Я осознавал, что тихо и спокойно было не только на улице, но и у меня в душе. — Знаешь, я всё ждал, когда судьба оставит нас в покое, оставит все эти испытания и просто даст нам пожить спокойной жизнью… Думаю, я наконец дождался.

— Ожидание и терпение обычно щедро вознаграждаются, — ответила она и ненадолго замолчала. — Вчера я была у своего невролога… Мистер Чейз сказал, что нам больше нет необходимости так часто видеться. На следующей неделе у меня будет последний сеанс.

Широко распахнув глаза, я посмотрел на неё.

— Последний сеанс? — переспросил я, и моя возлюбленная закивала. — Эвелин, милая… Милая, это так прекрасно! Я так счастлив слышать это!

Крепко обхватив её талию руками, я приподнял Эвелин и принялся её кружить. Она, весело смеясь, упиралась в мои плечи.

— Если бы несколько лет назад мне сказали, что этот день когда-нибудь наступит, я ни за что не поверила бы, — призналась она.

— Ты заслуживаешь этого, заслуживаешь, — проговорил я и, снова поставив её на пол, поцеловал в обе щеки. — Столько лет страданий и упорства… Этот день обязан был настать.