Умершие в мире живых. Европейские исследования

Еще один любопытный пример: поэт и социолог Трюггви Линдал в своем письме в редакцию МБЛ сетует на нехватку подходящей для поминальных текстов поэзии: цитируются либо давно известные стихи классиков, либо предназначенные для пения, а не для чтения псалмы, либо не очень удачные стихи времен юности известных поэтов; использование же современных произведений ограничивается авторскими правами, наличием под рукой нужных книг или неуверенностью в уместности собственного выбора. Трюггви Линдал предлагает решение этой проблемы: он дает разрешение всем желающим использовать его стихотворения (часть которых уже была опубликована в открытом доступе на сайте МБЛ) в некрологах в газете, попутно заверяя, что высокое качество произведений обеспечивается его личным опытом (одна из книг с наибольшим количеством поминальных стихов вышла после похорон его матери) и подтверждается хвалебными отзывами рецензентов. Для всех нуждающихся Трюггви приводит подробный список наиболее подходящих поэтических текстов из своих книг (Lindal 2001).

Авторы некролога, чтобы подчеркнуть свою связь с покойным и обратиться непосредственно к нему, могут выбирать строки и не из «рекомендованного списка» МБЛ. Выбор поэзии зачастую объясняется общими воспоминаниями («Я прощаюсь с тобой стишком, который мама каждый вечер читала нам в детстве, когда укладывала нас спать» [МБЛ, 20.03.2010: 38]), желанием усопшего (например, стихотворение, которое исполнялось церковным хором на похоронах маленькой внучки покойной, которое та сочла очень красивым [Ibid.]), его предпочтениями при жизни (строфа из любимой им песни) или личными ассоциациями скорбящего («Бабушка очень много работала. Она была и есть настоящая исландка. Поэтому я процитирую здесь последние две строфы этой песни [“Исландка” Оумара Рагнассона]»; МБЛ, 23.01.2015).

Так, в некрологах девушке по имени Харпа (Harpa

, букв. «арфа») (МБЛ, 09.05.2011) хорошо видны распределение и выбор текстов ее горюющими родственниками и друзьями. Из 11 поминальных текстов (десять из которых – «письма», написанные ее родственниками и подругой) шесть содержат стихотворные строфы, при этом три из шести цитируемых поэтических произведений явно выбраны за то, что перекликаются с именем девушки. Ее старшие братья в своем письме приводят полностью ее любимое «Snert hörpu mína, himinborna dís» («Дотронься до моей арфы, небеснорожденная богиня»; первая часть «Поэмы о птицах» Давида Стефаунссона), которое она часто просила спеть одного брата в детстве и которое ассоциируется в исландской культуре с потерей, особенно потерей ребенка:

Я помню, как ты, когда была маленькой, всегда просила спеть тебе песенку про арфу[31]. Мне тоже нравилось петь тебе «Snert hörpu mína, himinborna dís». [Полностью приводится I часть стихотворения.] Я не сдамся в этой битве за то, чтобы верить в Бога. Я буду биться как боксер, всегда попадающий точно в цель. И, любимая сестренка, в память о тебе я собираюсь подхватить «Арфу» и бежать на работу (Ibid.).

Другой брат цитирует первую строку из гимна «Ближе, Господь, к тебе» («Hærra, minn Guð, til þín», пер. на исл. Маттиаса Йокумссона гимна С. Флауэр Адамс), в исландском варианте ее окончание звучит как «И пусть моя арфа поет: / Ближе, Господь, к тебе, / Ближе к тебе». Лучшая подруга Харпы посвящает ей строфу из «Гимна арфе» Гвюдмюнда Фриманна. Бабушка заканчивает письмо внучке финальным фрагментом-четверостишием из стихотворения «Amma kvað» («Пела бабушка») Эртна Ауртнасона, а золовка и знакомые приводят полные тексты псалмов, сложенных исландскими классиками, из рекомендованного списка. Поэзия становится не только мостиком между скорбящими и Харпой, но и способом продолжения их общения в будущем, пусть и в воображении.

«Письма» и обращения к усопшим

Как пишет Кэстер, некролог – особый жанр, совмещающий в себе черты публичного (публикация текста в газете делает его открытым для всех читателей, а также превращает в «памятник» усопшему, который сохранится в архивах в будущем) и частного (обращение к личным воспоминаниям скорбящих родственников и друзей) дискурсов, для него характерен дуализм аудитории (сторонние читатели – близкие усопшего) и времени (прошлое – настоящее и будущее) (Koester 1990: 302). Однако в появившихся позднее некрологах-«письмах» усопший занимает место основного адресата текста, выводя последний из публичной сферы в сферу личного общения, в которой читатели газеты могут чувствовать себя лишними.