Умершие в мире живых. Европейские исследования

Гвюдмунд Ауртни Торссон в своем докладе 1999 г. объявил о «смерти традиционного некролога»[35] и о появлении нового типа отношений между автором, его произведением и обществом (Thorsson 1999). Тема, поднятая Гвюдмундом, оказывается неожиданно острой: в 2000 г. в воскресном спецвыпуске газеты МБЛ Гвюдрун Эгильсон публикует статью с характерным названием «Бесстыдные письма» (

Skammlaus skrif), в которой цитирует свою подругу: «Я пригрозила своим внукам, что воскресну, если после моей смерти они посмеют написать мне письмо в “Моггу”[36] с благодарностью за блинчики» (Egilson

2000). Конечно, возмущение подруги автора, как и ее самой, вызывает не сам факт написания некролога, а его выхолащивание как жанра: часто подобные тексты, с одной стороны, слишком интимны для постороннего читателя, а с другой – слишком шаблонны для искреннего выражения чувств (стандартная благодарность бабушкам за блинчики и прочее угощение – один из самых частых элементов некрологов, написанных внуками). Некрологи, считает Гвюдрун, требуют работы над текстом, проделать которую сраженный горем человек чаще всего не в состоянии. Получающиеся в результате письма-«имэйлы» превращаются в «эмоциональную отдушину» (tilfinningaleg útrás) для автора, и это проявление неуважения как к умершему, так и к читателю – проблема, таким образом, переходит в плоскость «стыда или чести». Читательница газеты, преподавательница исландского, в своем письме в редакцию благодарит Гвюдрун за то, что она подняла эту тему, и пишет: «…часто очень неприятно читать о сложных личных проблемах в некрологах, и это очень неуважительно по отношению к покойному и всем заинтересованным лицам» (Ragnheiður Margrét Guðmundsdóttir 2000). В 2001 г. МБЛ публикует интервью с Сёльви Свейнссоном, директором гимназии, историком (автором курса «Что можно писать, а что нельзя», о котором уже упоминалось выше). «Нельзя писать», считает Сёльви, как раз некрологи-«письма», в них отсутствует необходимая дистанция между автором и умершим, они слишком интимны и эмоциональны. Все это превращает текст, который должен увековечить память усопшего, в отдушину для чувств скорбящего. Раздел некрологов газеты нуждается в более строгих правилах: нежелательны тексты, написанные близкими родственниками (по той же причине), некрологи детям, которые не являются самостоятельными членами общества, и свежесочиненная поминальная поэзия – помимо излишней эмоциональности, она часто сложена с ошибками (

Sölvi Sveinsson 2001). Еще более радикальный взгляд у Сигурда Тоура Гвюдмундссона, который в своей статье 2001 г. призывает покончить с укоренившейся в традиции «священной национальной ложью», отказаться от привычных некрологов, которые восхваляют умершего вне зависимости от того, каким человеком он был в реальности, и публиковать максимально объективные тексты, основанные на сухих фактах жизни человека (Sigurður Þór Guðmundsson 2001). Наконец, журналист Андрьес Магнуссон в своем блоге критикует раздел некрологов МБЛ за несоразмерно большой объем и неграмотное изложение: расположенные в центре газеты тексты о мертвых составляют ее «ось», являясь своеобразной визитной карточкой МБЛ и привлекая читателей, но в то же время ориентируют ее на прошлое, а не на будущее, мешая развитию издания. Автор предлагает отказаться от практики «частных некрологов» с ее ложной демократичностью, ограничившись текстами на смерть выдающихся исландцев, написанными профессионалами (Andrés Magnússon

2007a; 2007b)[37].

Очевидно, что все эти тексты объединяет претензия к нарушению границ частного и публичного дискурсов. МБЛ предстает как некое общеисландское пространство, в котором личное не должно превалировать над общественным, но авторы «писем» захватывают его, нарушая установленные границы и превращая национальное печатное издание в собственную почтовую службу. Читатель газеты, традиционный адресат некрологов, чувствует себя отрезанным от публикуемых текстов – его место занимает умерший, поэтому коммуникация проваливается, а послание попадает не по адресу.

Для того чтобы восприниматься в качестве достойной альтернативы классическому некрологу, «письма» слишком адресны. Если форма «писем» соответствует содержанию, то их чтение истолковывается как вмешательство в чужую переписку, что закономерно вызывает у сторонних людей угрызения совести. Если же содержание заставляет заподозрить, что текст предназначен и для других адресатов, то выбивающиеся из стиля фразы типа «в 1986 г. ты открыл собственное дело» режут глаз своей ненатуральностью.