Умирая дважды

Кровь замедлилась. Теперь бинт. Повязка моментально пропиталась кровью. Еще слой. Кровотечение намного замедлилось. Морин вынула коробочку. Внутри несколько ампул и шприц. Она быстро схватило одну, зубами отломила верхушку и выплюнула ее. Всего два кубика. Это важно. Игла вошла в мышцу, но Кейлрег даже не пошевелился. Затем она намочила в спирте кусок ваты и поднесла к его носу. Он втянул в себя воздух и очнулся.

– Где отряд? Остальные? Уилфред? Шор? – вяло проговорил он. – Кто ты?

Уилфреда и Шора накрыло фугасом. Морин видела, как они превращаются в мелкие капли крови. Остальных сейчас добивают в переулке. По ее наводке.

– Морин Категгер, второе отделение. Наш штаб разбили полдня назад. Из твоих я не видела никого. Успела вынести только тебя.

Лейтенант смотрел туда, откуда доносились затихающие автоматные очереди.

– Нам нужно вернуться. – он попытался подняться, но тут же скривился от боли.

– Нам нужно выбраться к нашим. – Морин собирала аптечку обратно в рюкзак.

Взгляд лейтенанта помутнел и он стал заваливаться набок. Снова теряет сознание. Хорошо. Морин подхватила его и поднялась. Он был невысоки и щуплым человеком, и ей, не составляло особого труда нести его. Где-то сзади изредка доносились одиночные выстрелы – отделение Келрейга было разбито и сейчас кусочки свинца вышибают мозги из черепов солдат, которыми он командовал.

Неся его на плечах и шатаясь, Морин выбралась из зарослей, некогда бывшими городским парком. На соседней улице, в одном из немногих уцелевших дворов она заприметила хороший внедорожник. И сейчас он был на месте. Каттегер опустила лейтенанта на пол. Аккуратно она срезала леску растяжки, которую оставила здесь день назад. Медленно вдела чеку обратно в гранату и положила в подсумок. Кейлрег начинал бредить. Заднее сиденье машины было довольно широким, Морин положила туда лейтенанта. Еще раз осмотрела повязку. Все в норме.

– Почему ты не предупредила? – вдруг спросил он и Морин замерла.

Его рука тянулась к пистолету в кобуре, висевшей на переднем сиденье. Каттегер была слишком далеко. Он смотрел ей в глаза.

– Почему ты не предупредила, что готовится засада?

– Я не знала! Я одна осталась из штаба, два дня сидела в подвале. Как только услышала взрывы – решила прорваться.

Пальцы лейтенанта едва коснулись рукояти пистолета, как он снова отключился. Морин перевела дух. Сердце колотилось, руки стали словно свинцовыми. Даже спустя минуту они не слушались ее, когда она замыкала провода зажигания. Нельзя все так разрушить. Да, она вот уже как неделя, спит по три часа в сутки. Но нельзя позволить нервам и усталости все погубить. Она должна вывезти Кейлрега отсюда.Живым.

Они выехали из города, когда уже начинало темнеть. Несколько раз им попадались патрули – они вскидывали оружие и стреляли в воздух при виде машины. Гражданских в городе уже не было, но их так и ни разу не остановили, чтобы проверить.

Уже когда они продвигались по разорванному асфальту дороги пригорода, Кейлрег очнулся снова.

– Воды. – послышалось с заднего сидения.

Морин нажала на тормоз. В сумраке отчетливо были видны белки его глаз.

– Я хочу пить. – повторил он.

Она скинула рюкзак под бардачок и протянула ему флягу. Лейтенант пил громко хлюпая и проливая воду себе на лицо и одежду.

– Эй, осторожно – Мори взяла у него флягу и начала аккуратно поить его сама. От Кейлрега исходил жар, на лбу появилась испарина. Морин сменила повязку и отметила про себя, что кровь остановилась.

Лейтенанта начало лихорадить. Он называл имена, звания, вызывал “огонь на себя”. Каттегер сделала ему еще укол, и он успокоился.

Наступила ночь. Ехать дальше было невозможно. Включенные фары привлекут внимание, а ехать вслепую было безрассудно – дорога была покрыта рытвинами и воронками от снарядов. Морин свернула на обочину. Сначала бросила в кювет рюкзак, затем спустилась вниз, волоча на себе спящего Кейлрега. Разводить костер не стала.

Лейтенант все еще не приходил в себя и тихо постанывал во сне. Его плач и одинокие далекие выстрелы – только это нарушало тишину. Перед ней чернел обломок стены, поваленный снарядом – острый, как клык, торчал из земли и заслонял собой вид на долину. Морин не могла уснуть. Не столько усталость, сколько раздумья не позволяли ей это сделать

Завтра все решится. Либо у нее все получится, либо ее убьют. Либо она получит смертельную дозу свинца, либо кучу денег и уважение.

Она везла офицера своей армии боевикам Организации. Это называется – предательством. Ей неплохо заплатят за это. Или могут прикончить на месте, зачем им с ней церемониться. Она об этом знала, но не только деньги ей руководили.

Морин думала, что поступает правильно. Ее страна вторглась на юг и разорила эти земли. Морин была солдатом и видела все эти зверства. Она хотела поступить правильно.

Хотя могла просто бежать отсюда. Не продолжать принимать участие в этой бойне. Как делали сотни. Их находили, отдавали под трибунал. Все же лучше и надежнее чем омывать свои руки кровью или ехать в логово боевиков.

И даже не Догмы Пути ее сейчас вели на территорию, контролируемую Организацией.