Согласно второму критерию, «удобоприносимых» от «неудобоприносимых» существ отличает то, что они могут подвергаться насилию «без риска мести». В случае их смерти близкие «не считают своим долгом отомстить» за них[455]
. Чтобы жертва стала «успешным» козлом отпущения, казнь должна представлять собой такой акт насилия, который положит конец любому последующему насилию, по крайней мере на данный момент. Месть сделает жертву неэффективной[456]. Наши философы также соответствуют данному критерию. Редко кто стремился отомстить за философов-мучеников. После линчевания Гипатии, несмотря на то что она была в хороших отношениях с префектом города, виновные так и не понесли наказания. Патриарху убийство не только сошло с рук, но и не помешало успешно строить карьеру: он стал одной из самых влиятельных фигур Церкви (позже был канонизирован). Однако такое постжертвенное молчание не должно нас удивлять. Эти философы всю свою жизнь причиняли неудобства другим. Разве они не взывают на самом деле к совершению одинокой, безгрешной смерти? Говоря о казни Джордано Бруно, Ингрид Роуланд отмечает: «Если и были у него друзья или сочувствующие в толпе, наблюдавшей за его смертью в огне, их никто не заметил»[457].Чтобы этот тип жертвоприношения был эффективным, насилие должно происходить в необычной, незабываемой и оргиастической форме. Участвуя в спектакле крайней жестокости, зрители должны пройти процесс очищения. В одном месте Жирар говорит о жертвенном катарсисе[458]
. Козел отпущения становится центром внимания всего сообщества, его члены переполнены радостью. Прямо там, на их глазах, жертва испускает последний вздох, но этот уход не напрасен: она забирает с собой их грехи, преступления и постыдные поступки. Смерть Гипатии, пожалуй, является лучшей иллюстрацией этого оргиастического насилия. Средневековый лексикон «Суда» дает яркое описание деталей. Она была «разорвана на части христианами Александрии», а куски «ее изуродованного тела разбросаны по всему городу. И она пострадала из-за зависти [Еще одно проявление оргиастической жестокости можно найти в смертном приговоре, вынесенном Томасу Мору. Текст гласит:
Сэр Томас Мор, вас до́лжно провезти на телеге для осужденных через Лондон до Тайборна, там оставить повешенным до состояния полусмерти, после сего полуживого вспороть, кишки ваши извлечь из тела и сжечь у нас на глазах, ваши интимные части тела отрезать, вашу голову отрубить, ваше тело разделить на четыре части, а голову и тело поместить туда, куда укажет король[461]
.Позднее король смягчил приговор, и Мору пришлось довольствоваться простым обезглавливанием. Тем не менее первоначальный текст представляет собой своего рода шедевр. Над его составлением, возможно, работал сам палач. Такой приговор даже не нуждается в приведении в действие: жестокость заключается в самом написании. Его исполнение не могло быть более жестоким, чем записывание. Редко перо действовало так же неумолимо, как меч[462]
.Конечно, не все философы-мученики кончают жизнь таким радикальным образом. Благодаря щедрости друзей, которые могли позволить себе заплатить за дорогой яд, Сократ умер спокойной смертью. Смерть Яна Паточки тоже произошла без эксцессов: он умер в больнице. Тем не менее, хотя их смерти, возможно, случились в мирной обстановке, они моментально были обнародованы и поэтому смогли сыграть катарсическую роль в обществе. Тот факт, что полицейские силы прибывали во всей боевой готовности на похороны Паточки, говорит о многом. Власти поняли, что смерть философа уже начала оказывать социальное воздействие.
Где философ обманывает тирана, надувает смерть и превращается в миф