Умирая за идеи. Об опасной жизни философов

Несмотря на видимую противоположность, мужество и страх на самом деле тайно взаимосвязаны; одно предполагает другое, и одно без другого — ничто. Часто случается, что небывалый героизм рождается именно из жесточайших мук, а восхитительная смелость — из запредельного страха. В книге «Нарушая мир» (Disturbing the Peace) Вацлав Гавел делает многозначительное признание. Человек, который имел смелость противостоять тоталитарному режиму своей страны, с риском для своей жизни и свободы, признается, что его «якобы отвага и стойкость вызваны страхом». То есть страхом перед собственной совестью, которой «доставляет удовольствие мучить меня за реальные и мнимые неудачи». Гавел обезоруживающе признается, что все его «героическое время в тюрьме» было «одной сплошной цепью беспокойств, страхов и ужасов». Он вспоминает, что был «напуганным, страшащимся всего ребенком, в замешательстве осознающим свое присутствие на этой земле, боявшимся жизни и вечно сомневающимся в законности своего места в общем порядке вещей». Он не думает, что у него было больше мужества, чем у других, и считает, что большинство его обожателей перенесли бы испытания тюрьмой лучше, чем это получилось у него. «Всякий раз, когда я слышал знакомый крик в коридорах „Гавел!“, меня охватывала паника». Однажды, «когда я услышал, как вот так выкрикнули мое имя, я, не задумываясь, вскочил с кровати и треснулся головой об оконное стекло»[305]. Кажется, будто страх и мужество скованы друг с другом, как заключенные. И в таком виде они существуют, так они являются миру. Если один движется в каком-то направлении, другой должен последовать за ним.

Укрощение смерти

Сократ-герой, который никогда не чувствовал страха смерти, наверняка выглядел бы великолепно. Это был бы квазибожественный Сократ, поднявшийся над ограничениями биологии и плоти. Однако тот Сократ, которому пришлось вести борьбу, чтобы преодолеть свой страх и обрести мужество в пику своих страданий, еще более славен. В «Апологии» Платона, как, впрочем, и у Ксенофонта, мы видим человека, который вместо того, чтобы опустить руки от осознания надвигающейся смерти, находит силы быстро собраться. И действительно, он превращает обвинителей в своих марионеток, проявляет иронию даже во время судебного разбирательства и, наконец, обманывает своих сограждан, делающих ему величайший подарок, на который он только мог рассчитывать в данной ситуации, о чем я буду говорить ниже.

Вся последняя часть первой речи Сократа (до 36а в тексте Платона) представляет собой изощренный подход к укрощению смерти. Благодаря великолепному повествованию Платона мы видим Сократа, который постепенно приближается к смерти, шаг за шагом: он осторожно обходит ее вокруг, рассматривает, приближается, смотрит на нее еще раз, подходит еще ближе, привыкает к ней. У Сократа уже были стычки со смертью. Солдат-ветеран, в прошлом он не раз был готов умереть. Он пережил чуму, войны и мир, а также недавние политические бури в Афинах[306]. Но в этот раз все было по-другому: смерть уже не гипотетический риск, а растущая уверенность. Смертельно рисковать и ощущать приближение смерти — две разные вещи.