Умирающий изнутри

Но кажется скорбь нужно отложить. То, что я посчитал законченным, еще не закончилось. Я вхожу в пиццерию и парень за стойкой улыбается мне широкой и холодной нью-йоркской улыбкой приветствия, а из-за его жирного лица непрошенно раздается: «А вот этот зануда, который всегда просит добавки анчоусов».

Я отчетливо читаю его мысли. Итак, сила еще не погибла! Не совсем погибла! Только решила немного отдохнуть. Спрятаться.

Вторник. Жуткий холод, один из ужасных дней поздней осени, которые выдавливают из туманного воздуха каждую каплю влаги, а солнечные лучи, как ножи. Я заканчиваю две курсовые, которые должен завтра отнести в университет. Читаю Апдайка. После обеда звонит Юдифь. Обычное приглашение на ужин. Обычный уклончивый ответ.

– Как тебе Карл? – интересуется она.

– Очень солидный мужчина.

– Он хочет, чтобы я вышла за него замуж.

– Ну?

– Слишком быстро. Я его не очень-то знаю, Дэйв. Он мне нравится, я им неимоверно восхищаюсь, но не знаю, люблю ли я его.

– Тогда не торопись с этим, – говорю я. Ее напряженные колебания утомляют меня. Я вообще не понимаю, почему достаточно пожившие люди, знающие что почем, вообще женятся. Зачем делать из любви контракт? Зачем ввергать себя в пучины закона? Зачем приглашать юристов, чтобы трахнуть собственную подругу? Брак для незрелых, ненадежных и невежественных. Мы, прошедшие огни, воды и медные трубы, согласны жить вместе без законного принуждения, а, Тони? А? Я говорю:

– Кроме того, если ты выйдешь за него замуж, он, наверное, захочет, чтобы ты бросила Германта. Не думаю, что он смирится.

– Ты знаешь о нас с Клодом?

– Конечно.

– Вечно ты все знаешь.

– Но это же очевидно, Джуд.

– Я думала, твоя сила ослабла.

– Да, да, она ослабевает быстрее, чем когда-либо. Но это было так очевидно. Даже невооруженным глазом.

– Ладно. Что ты о нем думаешь?

– Он – смерть. Он – убийца.

– Ты судишь о нем неверно, Дэйв.

– Я был в его голове. Я видел его, Джуд. Это – не человек. Для него люди – игрушки.

– Если бы ты сейчас слышал свой голос, Дэйв. Враждебность, откровенная ревность…

– Ревность? Я похож на кровосмесителя?

– Всегда был, – отвечает она. – Но оставим это. Мне, правда, казалось, тебе понравился Германт.

– Да, понравился. Он волнует, но я думаю, что кобра тоже волнует.

– Пошел ты к черту, Дэйв.

– Ты хочешь, чтобы я притворялся, что он мне понравился?

– Я ничего не хочу. – Старая ледяная Юдифь.

– А как реагирует на Германта Карл?

Она молчит. Наконец:

– Очень отрицательно. Карл – раб условностей, понимаешь. Прямо как ты.

– Я?

– О, ты так чертовски прямолинеен, Дэйв! Ты такой пуританин. Всю мою проклятую жизнь ты читаешь мне мораль. Когда я в самый первый раз переспала с парнем, ты был там и показывал на меня пальцем…

– Почему он не нравится Карлу?

– Не знаю. Он думает, что Клод злой. Что он злоупотребляет. – Ее голос неожиданно ровен и скучен. – Может он просто ревнует. Он знает, что я все еще сплю с Германтом. О Господи, почему мы снова сражаемся, Дэйв? Почему нельзя просто поговорить?

– Не только я сражаюсь. И не только я повышаю голос.

– Ты меня провоцируешь. Ты всегда это делаешь. Ты шпионишь за мной, а потом провоцируешь и стараешься побороть.

– Джуд, трудно менять старые привычки. Хотя на самом деле, я не сержусь на тебя.

– Сколько самодовольства!

– Я не сержусь. Это ты. Ты становишься сердитой, когда видишь, что Карл и я сходимся во мнении относительно твоего друга Клода. Люди всегда злятся, когда им говорят то, что они не хотят слышать. Послушай, Джуд, делай что хочешь. Если Германт то, что тебе нужно – вперед.

– Не знаю. Я просто не знаю. – Неожиданная уступка. – Может в наших отношениях есть что-то ненормальное.

Ее железная самоуверенность сразу пропадает. Удивительное качество: каждые две минуты видишь другую Юдифь. Сейчас она смягчилась и кажется неуверенной в себе. Через мгновение она повернет от своих проблем ко мне.

– Приходи ужинать на следующей неделе. Мы очень-очень хотим собраться вместе с тобой и посидеть.

– Постараюсь.

– Я волнуюсь за тебя, Дэйв. – Да, вот оно. – В субботу ты был такой взвинченный.

– У меня были трудные времена. Но я все преодолею. – Мне не хочется говорить о себе. Я не хочу ее жалости, потому что потом могу начать жалеть себя сам. – Слушай, я тебе позвоню, о'кей?

– Тебе все еще очень больно, Дэйв?

– Я привыкаю. Я стараюсь принять все как есть. Все будет в порядке.

Звони, Джуд. Привет Карлу. И Клоду, – добавляю я и кладу трубку.

Среда. Утро. Еду в центр отвезти свои последние шедевры. Сегодня даже холоднее, чем вчера, воздух прозрачнее, солнце ярче и отдаленнее. Каким сухим кажется мир. При такой погоде у меня обычно ошеломляющая ясность восприятия. Но я едва принимаю сигналы, пока добираюсь на метро до университета, только какие-то смазанные отблески и скрежет – ничего ясного. Я уже не знаю, могу ли обладать силой в определенный день, и сейчас такой пустой день. Непредсказуемый. Таков уж тот, кто живет в моей голове: непредсказуемый. Я иду к обычному месту и поджидаю своих клиентов.

Они подходят, берут то, за чем пришли, и суют мне в ладонь зеленые баксы.