Умница

— Вс нонче берутъ, ваше сіятельство! — лукаво возразилъ мужикъ. — Дти малыя, и то промаха не даютъ: вонъ у нашего городничаго мальчонка — шестой годъ всего пошелъ пискляку, а какъ попадетъ съ мамашенькой въ Гостиный дворъ, такъ игрушечныя лавки хоть запирай: безпремнно ухитрится, пузырь, зацпить самую, что ни есть, лучшую штуку. А ваше сіятельство, кажись, изъ младенческаго-то возраста ужъ вышли… Какъ не брать!

Князь покатился со смха, — такъ по вкусу пришлась ему философія дерзкаго мужика. Онъ уже заране смаковалъ наслажденіе разсказать этотъ случай въ Петербург… Какой славный выйдетъ анекдотъ, и какъ будетъ смяться государь!

— Ну, мужичокъ, въ чемъ-же твое дло?

Мужикъ просилъ князя посодйствовать, чтобы за нимъ остались небольшія ловли при усть какой-то маленькой рченки.

— Извстно, ваше сіятельство, что на ловли эти будутъ торги… Да торги — что? На торгахъ, тотъ правъ, у кого мошна толще. Намъ съ толстосумами не тягаться: у насъ всего имущества, что крестъ на ше… А пить-сть тоже, не хуже другихъ, хочется!

— А кто ты такой?

— Я, ваше сіятельство, вольный… былъ господъ Шершовыхъ, но за родительскія заслуги на волю вышелъ: теперь живу самъ по себ здсь на промысл въ приказчикахъ у купца Тимоеева.

— Какъ звать?

— Романъ Хромовъ, ваше сіятельство.

— Откуда же у тебя деньги, чтобы взять за себя ловли? Наворовалъ, небось, а? — пошутилъ князь.

— Воровать не воровали, а что само въ руки плыло, того не упускали! — хладнокровно согласился Хромовъ и своимъ отвтомъ окончательно распотшилъ сановника.

Одного слова князя было, конечно, довольно, чтобы провинціальныя власти устроили Хромову искомую аренду. Хромовъ пошелъ въ гору и началъ богатть. Его боялись въ Поволожь: чуть что не до немъ, юркій мужикъ, не долго думая, отправлялся въ Петербургъ. Князь М. его не забывалъ и всегда съ неизмнной благосклонностью допускалъ къ себ, а Хромовъ, между балагурствомъ и краснобайствомъ, умлъ вставить нсколько словъ дкой правды, — и надъ головами его вороговъ собиралась жестокая гроза. Началась крымская компанія. Князь доставилъ Хромову выгодный подрядъ. Несмотря на вс скандалы интендантской неурядицы того печальнаго времени, Хромовъ вышелъ изъ своего предпріятія чистымъ, какъ стекло, съ репутаціей честнйшаго изъ поставщиковъ и истиннаго патріота, а, вдобавокъ ко всему, съ полумилліономъ барышей въ карман. Владя крупнымъ капиталомъ, онъ все шире и шире бралъ радіусъ своихъ коммерческихъ длъ и, скончавшись въ 1882 г., оставилъ своей дочери Анастасіи Романовн ровно четыре милліона рублей.

* * *

Анастасіи Романовн тогда только что минуло двадцать два года. Она была старшей дочерью Хромова отъ брака его съ бдной дворянкой Саратовой, заключеннаго еще въ то время, когда звзда хромовскаго счастья только что начала разгораться. Многіе изъ купечества предчувствовали будущій блескъ этой звзды, и Романъ Прохоровичъ не зналъ отбоя отъ свахъ, но онъ врно расчиталъ, что, связавъ себя съ богатой, но «срой» невстой, самъ навсегда останется срымъ, какъ туго ни набей мошну; а его честолюбіе шло много дальше. Захудалые и забвенные въ столиц Саратовы были близкой родней оскудвающимъ и забываемымъ Стремроловскимъ; эти были связаны до женской линіи съ баронами Эрнстъ-Траумфеттерами, фамиліей аристократической, гордой и вліятельной, но вчно нуждающейся въ деньгахъ, и, наконецъ, баронесса Траумфеттеръ приходилась родной племянницей князю М., покровителю Хромова.

Поэтому нечего удивляться, что зимой 1872 года въ гостиной баронессы разыгралась весьма трогательная сцена. Романъ Прохоровичъ — во всегдашнемъ своемъ костюм: бархатной поддевк, голубой рубах и шароварахъ въ высокіе сапоги, но съ брилліантами на пальцахъ и при золотой цпочк въ мизинецъ толщины, — стоялъ предъ баронессой на колняхъ и, держа за руки двухъ въ пухъ и прахъ разряженныхъ двочекъ, причиталъ въ томъ «народномъ» стил, который въ то время вошелъ въ моду.

— Матушка-барыня! твоя свтлйшая милость! не осуди ты меня, мужика-дурака! Не я прошу — нужда проситъ: сними съ моей души грхъ! призри сиротъ!.. Что я съ ними буду длать? Я, матушка, сиволапъ, гужедъ, въ лсу выросъ, пенью молился, а двочки мои, хотя по родительниц, - упокой, Господи, ея душу, дай ей царство небесное! — Дворянскія дти! Пригоже-ли имъ, сіятельная ты моя, оставаться къ нашей темнот? Успокой ты меня, матушка, твое высокопревосходительство: возьми къ себ моихъ сиротъ, и пусть он у тебя всякую науку произойдуть, а ужъ я въ долгу не останусь. И князь едоръ едоровичъ М. этомъ же тебя, матушка, проситъ…