Я бесцельно бродила, прислушиваясь к хрусту стекла под ногами. Поднимала листы, складывала их в стопочку. Кружила, как ворона, пытаясь навести порядок. Бесполезные действия. Трата времени.
В этом месте не существовало скрытых мест, сейфа, потайных комнат или шкатулок с секретом. Если отец что-то и делал, то не стал бы хранить в лаборатории собственные изобретения. Хотя, мне казалось, он никогда не страдал подозрительностью или манией преследования. Я думала, он никогда не шифруется, не пытается нагнать туману. Просто не любил говорить, пока не доведёт дело до конца. А уж после его не остановишь: рассказывал в подробностях, сверкал глазами, жестикулировал, описывая, как пришёл к той или иной мысли.
Буквально на днях он сказал, что близок к открытию чего-то гениального и великого. Это могло быть что угодно. Вплоть до автоматизированной картофелекопалки. Или устройства для мытья стёкол, будь оно неладно.
Кабинет отца встретил меня тем же: беспорядком. Хорошо что миссис Фредкин этого не видела. Уборкой помещений занималась приходящая прислуга, три раза в неделю. Естественно, под неусыпным взором нашей неугомонной домоправительницы.
Я спустилась в подвальное помещение. Здесь, скрытое от лишних глаз, находилось ещё одно тайное прибежище профессора Пайна. Три комнатки. Сюда невидимая рука вора не дотянулась. И только. Ничего похожего на таинственный прибор или предмет я не нашла. Перебирала вещи по кругу, присматривалась, обшарила все углы. Ноль.
Библиотека. Отцовская спальня. Я искала везде. С умным видом простукивала стены — видела, как подобное делал знаменитый сыщик Ломсон в кино, — и думала: в доме побывали чужаки. Скорее всего, пока я ходила в церковь. Какое счастье, что Герды не было дома!
В такие минуты я превращаюсь в ходячий манекен: ничего не чувствую, но всё понимаю. Меня могли украсть, как и отца, а я бы и не пикнула. Думала об этом отстранённо, мысли копошились, словно не мои, а пришедшие непонятно откуда. Я не испытывала страха. Только ступор и внутренний холод, что не покидал меня сутра. С момента получения злополучного конверта.
Через несколько часов безуспешных поисков я была измотана так, что без сил опустилась на ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Горели руки, щёки и лёгкие. Ныли мышцы, а голова напоминала воздушный шар — полое пространство, где не осталось ничего, кроме пустоты.
Не представляла, что делать дальше. Я не знала, что искать и где. Ни единой зацепки, кроме как призрачного понимания, что отец умудрился создать нечто действительно ценное и где-то об этом рассказал.
Сдаваться я не собиралась. И тогда в голову пришла гениальная идея: если я не могу найти папино изобретение, можно попытаться найти самого отца! Мне запретили обращаться в полицию, но никто не возбранял общаться с другими людьми.
И, кажется, я знала, кто может мне помочь. Хотя бы советом. Куда только усталость откатилась: я встала, стряхнула пыль с брюк, сморщила нос, разглядывая серые ладони, сдула непокорный локон с глаз и отправилась в свою комнату — умываться, приводить себя в порядок, влезать в очередное платье. Меня ждала дорога в порт.
★ * *
Не знаю, чего я хотела, когда снова вышла из дома. Возможно, простого сочувствия или тепла от человека, который выслушает меня и поддержит хотя бы словом.
В глубине души я надеялась на большее, но не могла даже самой себе признаться, что мечтала получить решение неподъёмной для меня проблемы.
Капитан Ферейро, бывший пират и тот ещё выжига, прочно осел на берегу и пустил корни в портовом трактире «Одноглазый Роджер». Поговаривали, что настоящим хозяином был именно он, о чём красноречиво свидетельствовало название. Сам Ферейро слухи не отрицал и не подтверждал, лишь загадочно посверкивал искусственным глазом.
Болтали, что бывшему пирату принадлежала и львиная доля подпольного игрового бизнеса, но точных сведений о таинственной личности не имели даже отъявленные сплетники, знающие подноготную всех и вся в Лидли.
Капитан же предпочитал носить поношенный китель, пить ром и зорко наблюдать за всеми, кто постоянно или случайно забредал вкусить выпивки и разврата на его территории.
Не знаю, в каких сражениях он потерял глаз, но прошлое у мистера Ферейро было бурным. Об этом говорили его почти незаметная хромота и отсутствие правой руки.
Протез ему тоже смастерила я. И не один — целых три. Специально разработала индивидуальные чертежи и реализовала насущную потребность капитана иметь запасные варианты на все случаи жизни.
Оплатил мою работу Ферейро щедро, поэтому для себя я сделала вывод, что слухи, наверное, рождаются не на пустом месте. Ну, подумайте сами: откуда у бывшего моряка, который давно не ходит в море и сутками просиживает в кабаке за стаканом с выпивкой, возьмутся приличные деньги?
В то, что в своё время он отхватил сундуки с несметными сокровищами, я не верила. Стал бы он рассиживаться, имея богатство, в Лидли? Хотя с этим человеком никогда ни в чём нельзя было быть уверенным.
Именно к нему я направилась после безуспешных поисков батюшкиного открытия.