Умница для авантюриста

Я понимаю: мы смотримся, мягко говоря, странно. Прохожие оборачиваются, но впервые я не сгораю со стыда от пристального внимания. Мне почему-то всё равно, что скажут за моей спиной. Абсолютное и полное равнодушие.

— Рени! — доносится до меня взволнованно-встревоженный голос, когда мы поворачиваем на главную улицу. Я оборачиваюсь. Эдди Монтифер. Я совершенно забыла о нём. Он смотрит на меня и хмурит брови. Рот сурово сжат. Может, впервые я вижу его без дурацкой ухмылки, а вечно весёлые глаза сейчас слишком серьёзны, словно это и не мой старый друг детства.

— Эдди, — я останавливаюсь, но мистер Гесс не даёт мне освободиться — прижимает руку намертво к себе. — Я уезжаю, Эдди. Пожелай мне удачи!

— Куда уезжаешь? Зачем? Что случилось, Рени? — он слишком взволнован и задаёт много вопросов. — С этим проходимцем, Рени?

Кажется, ему в голову даже сквозь фуражку напекло.

— Мистер Гесс Тидэй — вполне приличный молодой человек, — неожиданно делает выпад неизвестно откуда вынырнувшая Герда, — и не выдумывайте ничего лишнего, Эдди Монтифер! Рени под надёжной охраной!

Она выпячивает грудь вперёд, и всем становится ясно, кто охраняет мою честь.

— А твой отец знает? — задаёт Эдди неудобный вопрос, и я согласно качаю головой, но глаза выдают меня: Эдди не дурак, а мы так давно знакомы. Он понимает меня, как никто другой. Последнее, что вижу я, — его твёрдый, как изумруд, взгляд, которым можно лягушек препарировать.

На борту «Марселлы» нас уже ждёт Орландо.

— Теперь все в сборе, — говорит он просто и отдаёт команду отчаливать. Я стою у борта плавучей посудины, которая по хорошему счёту не тянет ни на красивый корабль, ни на грузовую баржу. Нечто среднее, не очень утончённое и не очень практичное. У «Марселлы» есть паруса и есть механическое сердце: я слышу его биение по дрожи под ногами. Не знаю, хорошо это или плохо: я никогда не плавала морем.

В порту шумно, пёстро, многоязычно. Как всегда. Но сегодня я не просто прохожу мимо, а смотрю на суету с борта корабля. В толпе мелькает знакомое одноглазое лицо. Мистер Ферейро бледен и ловит мой взгляд. Пытается подать какой-то знак — я это вижу, но не понимаю, какие сигналы посылает мне старый пират. Машу ему в ответ, прощаясь. Если суждено мне вернуться, поговорим потом. Позже.

— Рени! — слышу я сквозь шум рёв Эдди и вижу, как несётся он сквозь толпу. Мой старый верный друг. Ему я тоже машу рукой. — Рени-и-и! — ещё долго стоит в ушах его отчаянный голос. Я долго смотрю на порт Лидли, который становится всё дальше и дальше, пока не превращается в полосу.

— Не волнуйся, Рени, — успокаивает меня появившийся откуда-то Орландо, — мы обязательно вернёмся назад, и ты будешь с улыбкой вспоминать и само плаванье, и путешествие в целом.

— Я не волнуюсь, — отвечаю, не отрывая взгляда от почти исчезнувшей полоски берега. — Когда сделал шаг, уже не страшно идти вперёд.

Он пытается взять мою ладонь в свою, но я уклоняюсь, ухожу прочь. Туда, где ждёт меня верная Герда. В каюту, в которой мне предстоит провести некоторое время.

На моём пути стоит Гесс, сложив руки на груди. Ну, конечно. Как же без него. Видимо, следил, чтобы Орландо не перешёл границы приличия. Мистер Хищник улыбается, но мрачно. Не говорит ни слова и уступает мне дорогу. И я спиной чувствую его тяжёлый взгляд, что провожает меня до тех пор, пока я не скрываюсь за дверью крохотной каюты.

Глава 20. Морская болезнь и смерть на палубе

Гесс

Наверное, я ещё никогда столько не злился. Всегда воспринимал жизнь с долей иронии и умел смотреть на многие вещи с улыбкой. «Непробиваемый», — так часто говорила обо мне мама. «Твердолобый», — вторил ей отец. И вот всё изменилось, стоило только попасть в другой мир. Будто кто-то взял и покорёжил меня, подстроив под другую реальность.

Мне не нравилось, как Орландо ужом вьётся возле Рени. Мне не понравились действия Эдди Монтифера. Уж слишком обеспокоенным он выглядел. А его появление в порту — вообще выше всяческих похвал.

Умом я понимал, что только так и поступают настоящие друзья: чувствуют опасность, готовы помочь сразу, не откладывая на потом свою заботу, не отмахиваясь от тревоги в сердце и бросаясь вперёд даже на неясный зов. Но все эти доводы мне не помогали — я злился. Нет, раздражался. Нет, приходил в бешенство, и очень хотел совершить нечто совершенно мне несвойственное.

Хорошо, что стихия умеет решать ещё и не такие проблемы. Вскоре стало не до собственных эмоций: пассажирскую часть «Марселлы» поразила морская болезнь. Относительно неплохо держались два молодых человека, что сопровождали доновского сына. Так называемый почётный эскорт, а попросту — телохранители. Молодец, Дон Педро, перестраховался. Не стал надеяться на милость Обирайны.

Лучше всех себя чувствовал я. Морская болезнь меня не коснулась. Да и не могла: состояние «ни живой, ни мёртвый» имело ряд своих преимуществ. Плыть по морю и не испытывать ни малейшего дискомфорта — одно из них.

Полностью и бесповоротно свалились двое — Орландо и вновь испечённая дуэнья — миссис Фредкин.