Умница

Все ее существо негодовало. Об этом не могло быть и речи! Ведь он был ее врагом, которому она собиралась мстить. Она готова была поклясться, что никогда – ни одной секунды – не думала о нем как о мужчине. Он был самец, бесчувственный грубиян, совсем не в ее вкусе…

Нина лихорадочно перечисляла причины, по которым она не могла увлекаться, или хотя бы интересоваться этим человеком. Причин было много, они были весомые и легли на чашу весов, казалось бы, неподъемным грузом. Но этими весами управляла женщина. Нина так давно не ощущала женщину в себе, что уже решила, что та умерла. Но оказалось, что она была живехонька – явилась невесть откуда, взяла весы в свои руки и надавила тонким пальцем на другую чашу. Все аргументы «против» почему-то сразу потеряли вес и поехали вверх.

– Дура, ты в него влюбилась, – произнесла Нина вслух.

Ее слышала только невыпитая чашка чая.

У Нины на глазах были слезы. Это было ужасно, унизительно – влюбиться в своего врага. Говорят, от ненависти до любви один шаг. Нине пришлось убедиться, что это в буквальном смысле так и есть, и она сделала этот шаг, когда на корте упала на руки Самсонову.

Она легла в постель, но о сне не было и речи, она только ворочалась в какой-то горячке. Она решительно ничего не понимала, не могла объяснить, только чувствовала, что все ее существо заполняется – уже заполнилось – какой-то новой, инопланетной субстанцией, от которой уже не освободиться, придется с ней жить. Забылась Нина только под утро, так и не решив, что ей делать со своей старой местью и со своей новой любовью.

Утро, вопреки пословице, не было мудренее вечера. В голове у Нины был сумбур. Она не представляла, как приедет на работу, как будет копаться в документах и, главное, как вечером встретится с ним. Что он подумает о ней?

Вливая в себя крепкий кофе, Нина опять вспоминала все события предыдущего дня – особенно то, как он держал ее на руках… И тут ее пронзила ужасная мысль: что, если он решит, будто она споткнулась намеренно – что это ее женская игра?

Он этой страшной мысли она зажмурилась. Но ведь, честное слово, ей-богу, она этого не хотела. Но как это докажешь? Он будет считать ее дешевой кокеткой.

Кроме того… Тут Нину поразила другая, еще более ужасная мысль. А так ли уж она невинна? А что, если хитрая женщина внутри нее, эта предательница, подстроила падение?

Нина была так убита, что хотела остаться дома – не ездить на работу, попросить выходной. Но что это решало? Кроме того, Самсонов мог это как-то по-своему истолковать. Нет, нужно было ехать в банк и сделать вид, что ничего не случилось. Ведь и в самом деле ничего не случилось – в мире ничего не изменилось ни для кого, кроме нее. А кому какое дело до этого?

В банке она еле-еле досидела до конца дня. Главное было дождаться Самсонова, провести разговор с ним, как обычно, ничем себя не выдав.

Самсонов пришел, как было заведено, к концу дня. Вместо привычного «Здравствуйте!» он бросил: «Физкульт-привет!» и улыбнулся ей.

Но потом было все как всегда. Он подсел к столу, подпер щеку кулаком, стал ее слушать. В этот день Нина почти ничего не сделала по работе, но, слава богу, у нее было много материала, который она не успела доложить Самсонову прежде.

Она отбарабанила, плохо понимая, что говорит.

Он выслушал ее, сказал: «Хорошо, работайте», – и ушел.

Когда за ним закрылась дверь, Нина уткнулась лицом в свои руки и заплакала.

Глава 2

Один писатель сравнил любовь с убийцей, который выскочил в переулке перед мужчиной и женщиной и ударил обоих ножом. У Нины было не так. Любовь поразила ее одну, и не ударила ножом, а, скорее, подцепила на крючок, с которого ей теперь было не сорваться.

Ничего приятного в любви не было. Это была ноющая боль в груди, которая то усиливалась, то стихала, но не отпускала целыми днями, а нередко и ночами, до самого утра.

Нина была несчастна. Она пыталась как-то осознать свое положение, но мысли не слушались, не хотели фокусироваться, и разлетались будто бабочки от порыва ветерка, стоило любви шевельнуться в груди и явить мысленному взору Нины его крупный профиль и серые глаза. Павел Михайлович, Павел Михайлович, Паша…

По здравому смыслу, ей нужно было срочно, под любым предлогом, уходить из «Градбанка», чтобы больше никогда не видеть этого большого, сильного, напористого и грубого мужчину. Любимого мужчину. Это будет тяжело, может быть, очень тяжело, но в конце концов все пройдет, никто не умрет, от любви умирают только в романах.

Был другой вариант – объясниться ему в любви. Набрать побольше воздуху и выпалить: «Я люблю вас, Павел Михайлович!» Представляя себе эту сцену, Нина приходила в ужас. Ее любимый был человеком, мягко говоря, неделикатным, он мог высмеять, оскорбить ее. Или… Могло ли быть, что он тоже любит ее? Нет, не любит, конечно, но готов полюбить, только пока не знает об этом, а когда она признается…