Умница

Возникла минутная пауза. Отец продолжал жевать ростбиф.

– А мы только что из Карлсбада! – воскликнула Лидия Григорьевна. – Вы не представляете, какая это прелесть. Такая архитектура, пейзажи. Только послушайте: я играла в рулетку в том самом казино, где играл Достоевский. Выиграла десять евро! Всем рекомендую съездить, в обязательном порядке… А теперь – горячее!

Нина не поняла, расслышал ли отец то, что она сказала. Но ей было все равно, ничего объяснять она не собиралась. При первой возможности она подняла тост за отца, пожелала ему долгих лет, после чего покинула празднество, сославшись на недомогание.

Нина, со своей любовью, продолжала работать у Самсонова. Ни на что не решившись, она безвольно подчинилась тому, что с ней происходило. Это было не в ее характере, вернее, не в ее прежнем характере, но теперь она уже и сама не знала, какой у нее в действительности характер и есть ли он вообще. Не знала – и не пыталась понять. Она вообще отошла от привычки анализировать свою жизнь, просто плыла по течению без мысли. И даже находила некоторую уютность в том, что уже ничего не нужно решать. Пусть будет, что будет.

Любовь жила в ее груди и вела себя там по-хозяйски, но постепенно Нина стала к этому привыкать, и все как-то вошло в колею. Нина стала высыпаться, перед сном всего раз двадцать мысленно направив своему мужчине слова любви. Стала высыпаться – и вернула способность сосредоточиваться на работе. Нина всегда умела и любила работать, это была ее спасательная шлюпка в море жизни, и эта шлюпка опять ее выручала.

Нина довольно быстро освоилась на двенадцатом этаже. Она теперь обитала на вершине, на Олимпе, куда большинство служащих банка не попадали никогда за всю свою жизнь. Если бы попали, они бы узнали, что бог-олимпиец тут только один: Павел Михайлович Самсонов. Все прочие, кто был сюда допущен, являлись не более чем приближенными смертными – они были возвышены, потому что обратили на себя благосклонное внимание великого директора, и могли скатиться вниз в одну секунду, стоило им вызвать его неудовольствие.

Однако приближенные очень ценили свое исключительное положение и давали всем остальным его почувствовать. Нина не раз наблюдала, как в коридорах и лифтах эти избранные приветствуют друг друга поверх голов рядовой публики, с особым выражением на лицах похлопывают друг друга по плечу и, переходя на доверительный полушепот, обмениваются новостями о каких-то важных делах, недоступных пониманию непосвященных.

Теперь Нина стала одной из них. И хотя она была всего лишь аналитиком, почти никогда не участвовала в совещаниях и не имела голоса в принятии каких бы то ни было решений, все знали, что директор ежедневно встречается с ней, выслушивает ее доклад, и это ставило ее очень высоко в банковской иерархии. Начальники управлений, заведующие отделами – все шишки, с которыми она прежде вовсе не была знакома, теперь приветливо здоровались, улыбались ей как своей. Можно было не сомневаться, что так будет до тех пор, пока нужда в ней не отпадет и Самсонов не прогонит ее туда, откуда она взялась.

Ее новое положение проявлялось и в мелочах. Охранники больше не спрашивали у нее пропуск – только вежливо кивали. Когда она попросила поставить в ее комнатке дополнительную розетку, монтер явился через десять минут, и не один, а в сопровождении коменданта здания, который пришел лично проследить, чтобы все было сделано как надо. Нина вспомнила, как ее бывшая начальница Ариадна Петровна добивалась того же целую неделю. Такие эпизоды приятно щекотали самолюбие. Нина удивлялась, замечая эти новые ощущения. «Если бы я была тщеславной дурой, я бы возомнила о своей персоне невесть что, – говорила она себе. – Но я не такая тщеславная дура… надеюсь».

Ее бывшие коллеги из аналитического отдела, встречая ее в вестибюле или в лифте, приходили в состояние радостной оторопи. Для них она была существом высшего порядка, героиней мифа, которая на их глазах вознеслась на небо. Все служащие всех учреждений мира одинаковы. Если один получает повышение, то остальные, в глаза улыбаясь ему, за спиной злобно шипят, снедаемые завистью. Но это только, если повышение рядовое. Когда же кто-то, как Нина, вытягивает счастливый билет и перепрыгивает разом через много ступенек, для зависти уже не остается места. Такого избранника судьбы искренне любят, видят в нем свою воплощенную мечту.

«Ну, как там?» – робко спрашивали Нину при встрече ее бывшие сослуживцы. «Ничего, работаю», – скромно отвечала Нина. Они с серьезным видом кивали головами, стараясь показать, что всё понимают и ценят ее скромность.

Чтобы их не разочаровывать, Нина подкидывала им пищу для воображения. «Вчера у нас был гость из Совмина… Не будем называть имен, – говорила она, смеясь про себя над их простодушной любовью к начальству. – Какие перспективы обсуждались, какие цифры назывались – если бы вы только знали!.. Работы – горы, продохнуть некогда». Слушая ее, аналитики обмирали от восхищения.