Умное Небо

Обыкновенно говорят, что изобразимо, потому что воплотился, а надо наоборот: воплотился, потому что изобразим — единый Образ. Но до воплощения этот Образ был «невидим», ибо принадлежал божественной области Софии нетварной, и затем, воплотившись, стал явен в Софии Тварной, т.е. вочеловечившись; это не значит, что стал человеком, им не бывши, но показал истинного человека в человеке неистинном, тварно-греховном. И сила иконы не только Богочеловек, но и человекобог, здесь античное человекобожие (статуи) прямо встречается с христианством (иконой). Но это относится к «образу», т.е. естеству, а есть еще ипостась, которая «невидима» и неизобразима, но она вселяется, вернее, соединяется чрез освящение (которое совсем не введено в догматическое определение) и тем устанавливается различие между бездушным портретом и одушевленной иконой (последнее говорить боялись, потому что думали, что так получится идолопоклонство) А кроме того, с тобой и на тебе я с радостью постигаю, что изображение, софийную телесность Богочеловека как человека передают не только формы и черты, но и краски, свет и цвет. Символика красок не только символично-орнаментальна, но реальна. Краски суть свойства Христова человечества, софийны, и они не подбираются по красивости, но зрятся. Краски суть софиесловие, следовательно, богословие, суть идеи, жизнь откровения. Это я отвлеченно понимаю, но этому ты меня научаешь. Ты — богослов настоящий, софийный, — и я о тебе радуюсь, мой друг и товарищ. Господь тебя да сохранит и благословит! Вероятно, больше писем не будет, — может быть, из Швейцарии.

======================================

4 (27) июня 1930 г. воскресенье

Дорогая Юля!

Посылаю тебе эти мысли, конечно, неразвитые, но выношенные и существенные — мы их будем обсуждать. Еще к этому надо добавить об умном делании, о молитве Иисусовой. Насколько оно связано с нигилистическим аскетизмом, оно отпадает само собой, потому что теперь для нас могло бы оказаться духовным сластолюбием и эгоизмом. О достижениях этой молитвы, в частности о сведении ума в сердце и самодвижной молитве не могу судить за отсутствием опыта, и это отсутствие для меня, конечно, не только компрометирующе греховно, но и обессиливает. Однако не уверен, нужно ли за этим гнаться, потому что все-таки и это есть лишь частный случай, а не единый универсальный путь, и затем не знаешь, сколько здесь духовного, а сколько оккультного. Я только что прочитал «Рассказы странника» и нахожусь под их впечатлением, все обдумываю их. Но молитва Иисусова с ее краткостью и простотой и с обращенностью к Имени Иисусову — это могу свидетельствовать даже по крохам своего опыта — она разогревает душу, и она как-то естественна (так что — сказать ли? — пред Св. Дарами иногда, наряду с личными молитвами — и ею молишься, а также и перед причащением и после причащения). Этот пробел в моем опыте так обесценивает мою «аскетику», что я сам чувствую себя не свое на себя берущим. Но хотелось наметить грани (или главы) христианской жизни не по типу обычной (Феофановской) аскетики, хотя она и верна как стадия развития, первые шаги и пути, а также для монашествующих. Если хочешь, можешь эти листки оставить для себя, не рвать.

Благословляю. Пр. С. Б.

======================================

28 VI / 11 VII 1930

Дорогая Юля!