Помните, что древние греки, классифицируя мир природы, пытались «расчленять ее на составные части» – и все благодаря языку. Гораздо позже греков Бенджамин Уорф писал: «Мы рассекаем природу по линиям, проложенным родным для нас языком. <…> У разных наблюдателей под влиянием разных доказательств сформируются разные модели Вселенной, если они говорят не на одном и том же языке». Именно на Уорфе частично лежит ответственность за появление самой известной идеи о связи языка и мышления[63]
: гипотеза Сепира – Уорфа подчеркивает роль языка в формировании перцептивного опыта[64]. Позже ее раскритиковали яркий и категоричный лингвист Ноам Хомский и его влиятельный ученик Стивен Пинкер. Джерри Фодор, на заре когнитивистики предложивший философское обоснование этого течения, отказался от идеи о том, что естественный язык есть язык мышления; вместо этого он предложил понятиеЯзык позволяет мысли двигаться в новых для себя направлениях, но не терять связи между звеньями, образуя из них своеобразную цепочку. Язык предоставляет в распоряжение мышления слова, обозначающие предметы внешнего мира; с помощью слов мы характеризуем и распознаем наше восприятие, воспоминания, понятия, мысли, верования, желания и чувства. Использование слов отдельными людьми отражает,
Но язык не просто называет предметы и события, разделяет их на категории и выделяет понятия, лежащие в их основе. Язык – это синтаксис, который структурирует наши психические процессы и управляет их работой, когда мы о чем-то думаем, что-то планируем или решаем. Нейробиолог-когнитивист Эдмунд Роллс отметил, что синтаксис позволяет людям планировать свои действия и оценивать их последствия за счет возможности заглянуть на несколько шагов вперед без необходимости предпринимать эти шаги на самом деле (это своего рода вариант многоуровневой аргументации). Возможности большинства других животных, как отмечает Роллс, ограничены врожденными программами, привычками и правилами или, как в случае с млекопитающими и птицами, инструментальным научением с подкреплением. Можно допустить, что приматы обладают более сложным мышлением, поскольку они демонстрируют впечатляющие способности размышлять над решением проблем, но мысль, лишенная возможности дополнить размышления речью, остается статичной и грубой.
Способность в особых случаях общаться друг с другом демонстрируют разные животные. Птицы с помощью голоса привлекают партнеров, по голосу они узнают свое потомство, даже когда живут большой группой, голосом призывают сородичей изгнать («ополчиться против») хищников. Шимпанзе и другие обезьяны пошли еще дальше: они используют различные голосовые выражения для обозначения разных хищников (например, кошачьих и ястребов), но, если под языком мы подразумеваем способность использовать все многообразие звуковых и визуальных символов для спонтанного обозначения вещей, относящихся к прошлому, настоящему и (или) будущему, тогда можно утверждать, что такая способность есть только у людей. Только люди могут прибегать к помощи синтаксиса для того, чтобы сообщить другим людям, где и когда именно сегодня видели конкретного хищника, а потом обсуждать с ними сделанные на основе этой информации выводы с целью составления плана действий на завтра.
Питер Годфри-Смит и другие ученые сводили значение языка до рамок мышления и утверждали, что у животных сложные психические процессы протекают без участия речи. Безусловно, у животных есть способности к сложным когнитивным процессам, но ни одно животное не сравнится с человеком в абстрактном концептуальном мышлении, формировании иерархических реляционных рассуждений и обработке паттернов. Перефразируя слова Деннета, можно сказать, что язык не является необходимым для мышления, но мышление вкупе с языком – совсем не то же самое, что мышление без языка.
Марк Мэттсон описал язык как яркий пример наивысшей способности человеческого мозга обрабатывать паттерны: «Язык предполагает использование паттернов (символов, слов и звуков) для кодирования предметов и событий, с которыми сталкивается либо в ходе непосредственного взаимодействия, либо в ходе общения с другими лицами». Язык, продолжает он, может создать новые паттерны (рассказы, картины, песни и т. д.) или «вещи», которые могут существовать (реальность) или не могут (вымысел).