- О чём я и говорю, - понимающе улыбнулся Сафронов. – Но… - указал он на себя, - девичья невинность, - после чего обратил указующий перст в сторону собеседника, - ноги полковника. Угу? Ноги полковника. Девичья невинность, - повторил он жестикуляцию в обратном порядке. – Чуешь подвох?
- Да пошёл ты, - отмахнулся Шлугер, завалившись на койку.
- А что до тебя, командир? – обратился к Глебу Новак. – Ты всё отмалчиваешься. Весь батальон уже гадает, за что ты здесь. Самый молодой Палач в истории. Куча наград. Образцовый солдат Союза. Что ты такое сотворил? Израсходовал лишнюю тонну патронов?
- Я уничтожил своё звено, - ответил Глеб, не поднимая взгляда.
В палатке повисла мёртвая тишина.
- Собственноручно? – нарушил долгое молчание Новак.
- Всех четверых.
- Четверых Палачей? – недоверчиво спросил Радич. – В броне и с оружием?
- Одного за другим, - кивнул Глеб.
- За что? – выдохнул Сафронов.
- Они нарушили присягу, выполняя приказ. Мне пришлось нарушить приказ, следуя присяге.
Глава 2
Ночью пошёл дождь. Редкий гость в аравийской пустыне. Напитанный влагой воздух стал не просто жарким, а удушливым. Нутро палатки быстро сделалось похожим на протопленную баню.
Новак, ворча, поднялся и, стянув с койки простыню, вышел наружу.
- Чёртова жара, - последовал его примеру Радич.
Вернувшись, оба замотались в смоченные дождевой водой простыни и завалились на боковую.
Шлугер раскинулся на койке, выставив руки и ноги в стороны и пытаясь таким образом улучшить теплообмен.
Только Сафронов спал как младенец, подложив руку под голову и, кажется, даже улыбался.
Глеб же лежал неподвижно и глядел, как скапливающаяся на палатке вода медленно просачивается сквозь истёртый брезент. Капля набухает с внутренней стороны. Всё тяжелее и тяжелее. Ещё немного и… Вот она, оторвавшись, летит вниз, падает, разбивается о земляной пол. Но за ней рождается вторая. Третья… Всё быстрее и быстрее, пока капель не превращается в тонкую струю воды, протачивающую сухую утоптанную землю внизу.
Глеб закрыл глаза.
Когда он открыл глаза, первое, что перед ними предстало – взводный, орущий во всю глотку «Подъём!!!».
Самохвалов стоял прямо перед Глебом и смотрел на застигнутого врасплох Палача с явным удовольствием.
- Проверка имущества! – пояснил взводный. – Содержимое вещмешков наружу! Живо!
- Это обязанности комиссара, - поднялся Глеб. – Почему…
- Молчать! – взвизгнул Самохвалов и выхватил из заранее расстёгнутой кобуры пистолет, ствол которого тут же нацелился Глебу в живот. – Ну-ка! – кивнул он двум сопровождающим его бойцам на торчащие из-под койки лямки вещмешка. – Вытряхивай!
Один из автоматчиков, боязливо обведя взглядом обитателей палатки, сделал неуверенный шаг вперёд и попытался протиснуться между неподвижно стоящим Глебом и соседней койкой.
- Живее!
- Мне нужно… - указал побледневший боец в сторону изголовья, - туда.
На вид ему было лет двадцать пять, но выглядел он значительно моложе своего девятнадцатилетнего сослуживца, которому практически уткнулся носом в грудь, стараясь продвинуться вперёд.
- Что ты там мямлишь?! – взорвался Самохвалов и попытался отпихнуть Глеба в сторону, но, упёршаяся в плечо Палача рука послужила рычагом лишь для того, чтобы сдвинуть с места самого взводного. Его подошвы шаркнули по земле, а из горла вырвалось сдавленное рычание. Оставив безуспешные попытки воздействовать силой на столь неподатливый объект, Самохвалов пихнул робкого автоматчика, и тот, проскользнув таки мимо Глеба, очутился возле вещмешка.
- Вытряхивай! Чего ждёшь?!
На соседнюю койку посыпалось то немногое что дозволялось уставом и…
- А это что? – расцвёл взводный, тяня руку к маленькой чёрной книжечке, оказавшейся среди прочих вещей.
- Это не моё, - сухо отрезал Глеб, присмотревшись к вытертой от времени арабской вязе на её обложке.
- Коран, - констатировал Самохвалов и, расплывшись в плотоядной улыбке, заглянул Глебу в глаза. – Как неожиданно.
- Это не моё, - повторил Глеб.
- Ну да. Посмотрим, что скажет на это комиссар.
Штабная палатка стояла в самом центре лагеря, по соседству с тремя двадцатиместными палатками вюгтенгруппы. Комиссар Тирпиц сидел, закинув ногу на ногу и, облокотившись о край стола, безуспешно раскуривал отсыревшую сигарету.
- Чёртов дождь, - бросил он, наконец, своё неблагодарное занятие и уставился пробирающим до костей взглядом холодных голубых газ на стоящего против него Глеба. – Твой взводный докладывает, что обнаружил в твоих вещах запрещённую литературу.
- Это ложь.
- Считаешь, я лгу? – приподнял бровь комиссар.
- Взводный Самохвалов лжёт, не вы.
- Поясни.
- Книга была подброшена мне. Я видел её впервые при обыске.
- И кто же мог это сделать?
Глеб промолчал, не найдя, что ответить.
- Самохвалов? – продолжил комиссар.
- Вряд ли.
- Тогда… кто-то из твоего звена?
Зубы Глеба заскрипели, сомкнувшись с такой силой, что из дёсен выступила кровь.