Умри Стоя! Родина

- Видишь ли, - взял Тирпиц со стола папку и раскрыл её, - твоя биография - как бы это лучше сказать? – она идеальна. Разумеется, вплоть до того… инцидента. Отличник боевой подготовки. Кавалер Железной Звезды после первого же боя. Участник эксперимента государственной важности. Звание Палача в семнадцать лет. Тут же звание сержанта. Список наград… впечатляет. А потом… Потом ты убил своих сослуживцев.

- Этого нет… Я здесь за срыв задания особой важности.

- Так вот, - проигнорировал комиссар уточнение, - здесь штрафной батальон, как ты, наверное, успел заметить. Полно разного сброда и откровенной мрази. Таким не по душе герои. А герои, убивающие своих, не по душе никому. Подумай, кто из твоего звена мог тебя скомпрометировать. С кем у тебя были конфликты.

- В моём звене предателей нет.

- О, ты ошибаешься. Оно всё состоит из предателей в той или иной степени. Это же «Дирлевангер».

- Они оступились. И искупают свой проступок с честью. Я уверен…

- Как считаешь, откуда мне известно о четверых убитых тобою Палачах, если этого нет в деле?

- Так вы знаете, - проскрежетал Глеб после недолгой паузы.

- Присяга или приказ... Непростая дилемма.

- Кто он?

- Какая разница? Любой. Думаешь, им есть дело до чего-то, кроме собственной шкуры?

- Зачем этот разговор? Дело ведь не в Коране?

- Кулинарная книга, - усмехнулся Тирпиц, раскрыв том с чёрной обложкой. – Много интересных рецептов.

- Что происходит, комиссар?

- Через два дня, - Тирпиц захлопнул книгу и заговорил серьёзно, оставив ироничный тон, - наш батальон бросают в наступление на Эр-Рияд. Он пойдёт в направлении главного удара. И погибнет. Полностью. Так я напишу в рапорте. И это будет правдой, за одним маленьким исключением.

- Я должен выжить?

- Выжить, скрыться и прибыть по этим координатам в течение следующих двух суток, - протянул комиссар Глебу клочок бумаги. – Один.

- Кто будет ждать меня там? - взял Глеб послание.

- Тот, кому ты нужен живым. Разве этого мало?

- Почему один?

- Воспользуйся этим шансом, Глен, - проигнорировал Тирпиц заданный вопрос. – Другого может не быть. Свободен.

Вернувшись в палатку, Глеб застал сослуживцев сидящими на своих койках в полной тишине.

- Как прошло? – первым нарушил молчание Новак.

- Это оказалась кулинарная книга, - ответил Глеб, усмехнувшись. – Дебил Самохвалов даже тут облажался.

- Думаешь, это он подбросил? – спросил Радич.

- А кто же ещё? Конечно он.

- Пора уже разобраться с гнидой, - взглянул на Глеба исподлобья Шлугер. – Он и без того прожил слишком долго.

- Разберёмся, - кивнул Глеб. – Со всем разберёмся…

Остаток дня прошёл в работах по укреплению обороноспособности лагеря. Из чего следовал вывод, что планы о скором наступлении до командования батальона ещё не доведены.

Самохвалов был сам не свой. Каждый раз, попадаясь на глаза Глебу, он старался поскорее скрыться и даже не помышлял о дальнейших попытках самоутверждения, лишь изредка прикрикивал на бойцов других звеньев, да и то в полголоса. Собственное же звено Глеба прибывало в подавленном состоянии. И, хотя никто больше не поднимал темы с подброшенной книжкой, гадкая недосказанность была настолько ощутима, что вызывала желчную горечь на языке. Глеб старался гнать от себя мысли о предательстве, но они так и липли к сознанию, вытесняя всё остальное: «Кто? Радич? Нет. Слишком горяч и несдержан. Такие не умею притворяться. Шлугер? Тихий и сам себе на уме. Но – чёрт подери – он мне жизнь спасал, как и я ему. Нет. Сафронов? Мечтает вернуться домой. Сильный мотив. Но он, хоть и из общевойсковых, под пули лезет наравне с остальными и скорее сдохнет, чем прослывёт трусом, а уж тем более предателем. Новак? И вовсе исключено. Он смерти давно не страшится. Ради чего ему? Но ведь кто-то же это сделал. Кто?». Эта мысль зациклилась в голове и крутилась час за часом, изматывая. А самое паскудное заключалось в том, что Глеб не имел представления, как ему поступить, когда ответ будет найден. Да и был ли он нужен, этот ответ? Не поддающийся самообману голос глубоко-глубоко внутри тихо, но отчётливо говорил: «Прекрати. Все эти вопросы, все эти поиски нужны тебе лишь для одного – ты хочешь их ненавидеть. Своё звено. Ненавидеть, чтобы потерять и не испытывать от этого угрызений. Ведь ты так сильно желаешь спасти собственную шкуру. Перестань врать себе. Смолчи. Заройся поглубже и сиди как крыса, пока все ни умрут. Или расскажи всё и, может быть, спасёшь кого-то из них. Стукача? Да, может и его. Но других вариантов нет».

Ночью Глеб, в последний раз взвесив все «за» и «против», встал с койки, взял автомат и скомандовал: «Звено! Подъём!».

- А?!

- Что за херня?

- Сука! Опять лезут?!

Повскакивали на ноги подопечные, быстро натягивая снаряжение и ботинки.

- Смирно! – Глеб передёрнул затвор СГК-5. – Я всё знаю, - продолжил он, обведя взглядом вытянувшееся звено. – И готов пристрелить сукина сына. Но я много думал и решил – чёрт с ним, пусть живёт, если найдёт смелость сознаться. Так что я жду, - опустил он взгляд к земле. – Пять секунд. А потом стреляю. Мне не впервой. Четыре.

Новак и Радич переглянулись.

– Три.

Сафронов сжал кулаки.