Умри Стоя! Родина

«Матрёшка» медленно и осторожно пошла вперёд, постепенно наращивая скорость. Двухтонная машина – почти грациозная в своей механической пластике – приближалась к добыче. Когда до неё осталось не больше тридцати метров, Глеб включил прожектор. Треск беспорядочного автоматного огня потонул в дуэте роторного пулемёта и автопушки. Стальной монстр, ворвавшийся в отряд, кружил, сшибая и топча всё, что вставало на его пути, а всё, что пыталось уйти с него, настигал карающий меч. Поток свинца и карбида вольфрама, покидающий ствол со скоростью пяти тысяч выстрелов в минуту, резали людей, как нож масло. Двадцатимиллиметровые снаряды рвали плоть на куски. Части тел, обрывки одежды, искорёженное оружие, килограммы гильз и декалитры крови покрыли землю жутким ковром.

Охота набирала оборот. Враг не отступал, он спасался бегством, бросая всё, охваченный паникой, диким животным страхом.

Залившая камеры кровь сделала фантомный кокпит красным. «Матрёшка» неслась по бушу, рассылая смерть направо и налево. Бегущая двуногая дичь кувыркалась в пыли изорванная пулями, разлеталась в стороны переломанная тараном, редкие машины, отступившие за холм, горели, превращённые в решето. Охота стала истреблением. Количество целей сокращалось так быстро, что вскоре их пришлось искать, возвращаясь назад.

- Звено, доложите обстановку, - остановился Глеб, обозревая вымерший буш.

- Я в порядке, противника в зоне видимости нет, - доложил Преклов.

- На позиции, - отозвался Шмидт. – Противника не наблюдаю.

- Талос? – позвал Глеб, не дождавшись отчёта.

- Виноват, - прохрипел тот, - был немного занят. Чертовски устал за ними бегать, но я в порядке. Кстати, у меня семьдесят восемь.

- Не заливай, - посмеялся Преклов. – Я тебе и полсотни не оставил.

- Было бы больше, не опустей короб. Пришлось с трупов побираться.

- Жалкие оправдания. У меня сто двенадцать.

- Не поверю, пока не увижу. Снайпер, как там тебя? Похвастай успехами.

- Двадцать три, - смущаясь констатировал Томас.

- Ты дрочил что ли весь бой? Волкова себе такого не позволяла. Командир, а у тебя как?

- Достаточно, - ответил Глеб.

- Кино покажешь?

- Ну а ради кого я снимал?

- Сейчас бы по пиву, - размечтался Преклов. – Как думаете, клуб откроют?

- Внимание, говорит штаб, - заглушил переговоры голос Крайчека. – Вы хорошо поработали. Противник уничтожен. Всем вернуться на базу. Два часа на душ и сборы. Мы отправляемся в Дарвин. Пора показать, кто на этом чёртовом материке хозяин.

Глава 21

Брифинг был недолгим. Двум ударным группам предстояло высадиться как можно ближе к району Дарвин-Сити, взять его в «клещи» и стремительно занять, попутно ликвидировав силы сопротивления, а так же установить контроль над морским портом. Звену Глеба при поддержке двух звеньев Палачей отводилась другая роль — завладеть аэродромом в районе Итон, по возможности сохранив материально-техническую базу, включая средства ПВО. Сопутствующие потери среди мирного населения — не ограничены.

— Этот день ознаменует новую веху нашей славной истории! — подытожил Крайчек. — И помните, нога штурмовика всегда...

— Ступает по своей земле! — ответил громогласный хор.

— По машинам!

Вертолёты с распахнутыми десантными отсеками и готовыми крепить всё, что крепится техниками, уже ждали пассажиров. Минуту на погрузку, и стая винтокрылых машин взмыла в алое предрассветное небо.

На сей раз в «Авроре» пришлось потесниться, деля её брюхо с двумя звеньями Палачей в полной выкладке. Матово чёрная силовая броня этих молчаливых гигантов пестрела следами пулевых попаданий, царапинами и мелкими сколами, отчего имела ещё более зловещий вид. Массивные наплечники, украшенные полустёртыми эмблемами полков и батальонов, грудные пластины с барельефом Союзного орла, раскинувшего крылья от края до края и сжимающего пятиконечную звезду в когтях, перчатки, клацающие металлом, будто средневековые латы, когда пальцы Палача касались его оружия — всё это производило почти мистический эффект, заставляло затаить дыхание, наблюдая за чёрными вестниками смерти. Они явно не вчера получили свой доспех. Каждые из этих усиленных сервоприводами лат повидали немало, однако красноречивее всего о том говорили шлемы.

Палачи — военная элита Союза, но даже среди элиты есть салаги, а есть заслуженные ветераны, и лишь они достойны индивидуальности. Индивидуальность — то немногое, что может согреть сердце воина, помимо кровавой мясорубки боя. Шлем Палача — его гордость, его суть, его орденская планка и мемориал погибшим товарищам. По истечении пяти лет службы Палач получает право на лик — маску, нанесённую поверх лицевой панели. Лик выбирается раз и навсегда, поэтому подходить к делу следует со всей ответственностью. Варианты ограничены только фантазией носителя. Поначалу лик незатейлив, обычно, это лишь выведенный белой краской рисунок — чистый лист дальнейшей летописи подвигов и провалов, обретений и потерь, взлётов и падений. Язык символизма мрачной воинской касты достаточно богат и ярок, чтобы запечатлеть всё. Шлемы восьми Палачей в готовящейся к взлёту «Авроре» были сродни картинной галерее.