Унесённые «Призраком»

Молодой человек с готовностью перехватил книгу, живо пролистал ее и, раскрасневшись еще пуще, вернул томик девушке. Мэри взглянула и усмехнулась. Как предсказуемо! Впрочем, что еще мог выбрать бедный влюбленный Чарлз?

– Сонет номер двадцать три, – объявила она. И, чуть склонив голову, начала читать:

«Как тот актер, который, оробев,

Теряет нить давно знакомой роли,

Как тот безумец, что, впадая в гнев,

В избытке сил теряет силу воли, —

Так я молчу, не зная, что сказать,

Не оттого, что сердце охладело.

Нет, на мои уста кладет печать

Моя любовь, которой нет предела.

Так пусть же книга говорит с тобой.

Пускай она, безмолвный мой ходатай,

Идет к тебе с признаньем и мольбой

И справедливой требует расплаты…»⁷⁷

Едва она закончила, раздались аплодисменты, крики «Браво!» и просьбы почитать что-нибудь еще. Чарлз хотел выбрать другое стихотворение, но Мэри захлопнула книгу и прижала ее к себе. Она не смотрела на Стейна, но чувствовала на себе его взгляд.

«Вам это понравится, доктор Норвуд».

Девушка немного помолчала, а затем, не открывая книги, произнесла, глядя куда-то за окно:

«Мы стать могли бы счастьем бесконечным,

Огнем в ночи неугасимым, вечным.

Но не стремишься ты в ворота рая –

Тебя влечет, манит судьба иная…

Я выбор твой приму и не оспорю.

Плыви, моя любовь, в чужое море!

А я, в разлуке боль перетерпя,

Узнаю счастье. Пусть и без тебя».

– А теперь, – воскликнула она, мгновенно переменившись, – я сыграю пару кадрилей, чтобы все желающие могли потанцевать!

Мэри села за инструмент и с такой силой ударила по клавишам, будто хотела и им причинить боль, вымещая в игре все то, что творилось у нее на душе. Краем глаза она видела, что гости как ни в чем не бывало разбились на пары и встали в круг. И только трое молча смотрели на нее: Роберт – с тревогой, Кейт – в полном замешательстве, и Стейн – как-то непонятно. Впрочем, это уже не имело значения. Музыка гремела, каблуки стучали, пальцы летали над клавишами, щеки Мэри пылали лихорадочным жаром.

Воспользовавшись всеобщим весельем и суматохой, доктор Норвуд тихо покинул гостиную – даже Кейт не успела заметить, куда он ушел.

Оглушенный всеобщим весельем и собственными чувствами, Стейн выбрался в коридор и остановился, не зная, что делать дальше. Уехать, не попрощавшись с мистером Айвором, было бы крайне невежливо, но и находиться здесь он больше не мог. Поколебавшись, доктор прошел мимо прихожей и направился в противоположное от гостиной крыло дома, туда, где раньше была его комната.

Внутри ничего не изменилось. Теплый ветер, влетая в распахнутое окно, играл полупрозрачными занавесками, вдалеке шумел океан, на стене мерно тикали часы. Стейн передвинул кресло за штору, где была прохладная тень, и тяжело опустился в него. Закрыл глаза и неожиданно горько усмехнулся.

Он сразу понял, для чего уединились Мэри и Чарлз. И торжествующий вид мистера Пламмера только подтвердил его догадку: молодой человек предложил мисс Айвор руку и сердце. Что же ответила девушка? И почему повела себя так странно, нарочно желая уязвить того, кто ее отверг, задеть, заставить ощутить то, что сама когда-то испытывала? Вряд ли это была месть… скорее, крик отчаявшейся души, потерявшей всякую надежду.

Снаружи, в саду послышались шаги и женские голоса. Стейн неловко поднялся, чуть отодвинул штору, присмотрелся – и замер. Возле окна росло дерево, под которым стояла маленькая скамья; и надо же было такому случиться, что именно это место мисс Маккейн выбрала для приватного разговора с подругой!

Поведение Мэри-Энн показалось Кейт возмутительным. Вместо того чтобы просто порадоваться хорошему подарку, Мэри устроила настоящий спектакль, в котором сыграла несвойственную ей роль язвительной и холодной госпожи, избалованной всеобщим вниманием, готовой помыкать влюбленным в нее человеком и обидеть того, в кого недавно была влюблена сама. Поэтому, как только она закончила первую кадриль, Кейт подошла, схватила ее за руку и буквально выдернула из-за клавикорда.

– Прошу прощения, – мило улыбнулась девушка, – но нам с мисс Айвор нужно немного прогуляться. Кто-нибудь хочет сыграть следующий танец?