Статья начиналась с краткого экскурса в историю движения против эвтаназии, основанного в Соединенных Штатах “евангелическими фундаменталистами по образцу антиабортных групп”, потом в ней прослеживалось его распространение в Бельгии, а затем и во Франции. Это не было явной неправдой, но и правдой не вполне – да, иногда отмечалось некоторое сходство в методах действий этих организаций, но фактических контактов между ними не было. Далее Инди переходила к описанию операции, проведенной в Бельвиле “боевой группой лионских активистов” при соучастии “прелестной санитарки антильского происхождения”.
– Она не антильского происхождения… – машинально уточнил Орельен, но пока что это была единственная безусловная неточность в статье, и, что еще хуже, там упоминалось имя Мариз. Сам он был изображен “маргиналом с уязвимой психикой, укрывшимся в мире средневековых гобеленов”, что тоже было отчасти правдой. Весь процесс похищения она описала с предельной точностью: припаркованный во дворе фургон, Эдуар в инвалидном кресле…
– Как она все это узнала? – удивилась Сесиль.
– Невелика хитрость, – заметил Поль. – Учитывая план местности, это наиболее логичное решение; наверняка она все там сама проверила, а чтобы узнать, что у Мариз роман с Орельеном, достаточно было порасспросить ее коллег.
– Мне надо ей позвонить, – сказал Орельен. – Я должен спросить, как у нее дела.
– Сегодня тут почти нет сети, – отозвалась Сесиль. – Позвони лучше с домашнего, он в передней.
Стоило Орельену выйти, как в комнате повисла напряженная тишина. Через несколько минут он вернулся, на нем лица не было.
– Все пропало, – с ходу объявил он. – Два часа назад ее вызвали к директору, и она во всем призналась. Она собиралась все отрицать, но, увидев статью, раскололась, у нее просто голова пошла кругом. Она очень сожалеет и просит всех нас ее извинить; я сказал, что ей вообще не за что извиняться, что во всем виноват я и что ей достанется больше всех. Ужасно обидно, тем более что блокировка записи сработала идеально, но у нее не хватило духа упомянуть о камерах.
– Что с ней теперь будет? – спросила Сесиль.
– Ее, разумеется, отстранят через день или два. Затем проведут дисциплинарное расследование, и ей грозит увольнение, без предварительного уведомления и выходного пособия.
Он замолчал; в комнате снова воцарилась тишина.
– И во всем виноват я, только я… – спустя несколько секунд повторил Орельен жалобным тоном.
Никто ему не ответил, да и что тут ответишь. Незачем его добивать, подумал Поль, но, конечно, лучше бы он держал язык за зубами. Пока его не было, он просмотрел статью до конца и понял, что сам тоже огребет по полной, да и цель этого предприятия теперь стала ему абсолютно ясна: навредить Брюно. Любопытно, что вредоносность прессы, растерявшей почти всех читателей, только усилилась в последние годы, теперь ей под силу разрушить чью-то жизнь, и она не отказывает себе в этом удовольствии, особенно в предвыборный период, сейчас уже даже необязательно затевать судебное разбирательство, простого подозрения вполне достаточно, чтобы уничтожить человека.
– Если она потеряет работу, – сказал Орельен срывающимся голосом, – ей не продлят вид на жительство. Я не могу жениться на ней, пока не разведусь, а развод зависит от Инди, она может затянуть этот процесс на годы, только чтобы меня позлить, с нее станется. – Он запнулся, казалось, он сейчас потеряет сознание, потом он рухнул на диван и разрыдался.
Сесиль и Эрве не способны были двинуться с места, словно под действием наркоза, Сесиль даже пальцем не пошевелила, чтобы утешить брата, его слабость и ранимость привели к катастрофическим последствиям.
– Мне плохо, я, пожалуй, поднимусь к себе, прилягу, – сказал он через минуту и пошел наверх.
Прошло еще две минуты, по-прежнему в гнетущей тишине, и Поль стал читать дальше. Сесиль изображалась в статье “фанатичной католичкой, близкой к ультраправому движению «Сивитас»”.
– Какая мерзость, – возмутилась она, – это наглая ложь.
– Да, – спокойно ответил Поль, – но “близость” довольно расплывчатое понятие, тут нет откровенной клеветы, и вряд ли можно будет подать на нее в суд на этих основаниях.
Скорее всего, говорилось в статье, пациента не случайно удерживают в Вилье-Моргоне, ведь эта коммуна Божоле, ставшая прибежищем капуцинов Моргона, интегристской католической группировки, отвечающей за систему капелланской службы в “Сивитас”.
– Что за бред? Ты знала об этом? – спросил он сестру.
– Нет, конечно.
– А ты, Мадлен? Ты знала о существовании моргонских капуцинов?
– Нет, не знала.
– Я позвоню священнику Вилье-Моргона, – предложила Сесиль. – Он хороший человек и должен знать, что происходит в его приходе, в конце концов.