– Я заметил. – Воронов улыбнулся. – Не бойся, командир, я не буду менять русло истории, а спокойно поплыву по течению и буду действовать по обстоятельствам. Ну а куда они выведут, то, наверное, лишь Доброге известно… Вот о чем хочу попросить вас. – Олег вынул из-за пазухи кусок бересты, на котором были начирканы два адреса, имена, фамилии и номера телефонов. Внизу берестяного листа стоял знак – четыре перекрещенные шпаги, под каждой из которых стояли буквы: С, О, Ж, Г. – Найдите этих людей. Здесь их координаты и мой адрес. Это два моих друга. Скажите им, пусть продадут мое имущество и квартиру, а деньги переведут на счет нашего детдома.
– Олег, а как же завещание, заверенная нотариусом доверенность, другие документы? Ваше присутствие, роспись, в конце концов? – спросил Кашинский.
– Не беспокойтесь, профессор, Генка и Жорик знают, как и что сделать.
– Поверят ли они нам?
– Поверят, профессор. Увидят знак и поверят.
Никита взял в руки бересту:
– Что это за знак?
– Ты читал роман Дюма «Три мушкетера»?
– Да, в классике электронной библиотеки.
– Так вот, будучи в детдоме, мы, четыре друга: Степка, Жорик, Генка и я – зачитывались этой книгой и засматривались фильмом. Мушкетеры были нашими кумирами. Мы старались подражать им и поклялись помогать друг другу, что бы ни случилось, и даже выбрали для себя тайный знак – четыре перекрещенные шпаги с первыми буквами имен под эфесами. В общем, предъявителю сего можно верить.
– Почему на бересте два адреса? – поинтересовался Кашинский.
– Степку избила до смерти уличная шпана. Ребят этих мы нашли и наказали, но теперь нас было трое, четвертого звена в цепи явно не хватало. Смерть Степки что-то изменила в нас, мы стали встречаться реже, да и само наше тайное сообщество чуть не развалилось, когда Генка пошел работать в полицию, а Жорик связался с преступным миром. Однако, благодаря мне, мы все-таки остались друзьями… – Воронов вздохнул.
– Олег, может, все-таки… – попробовал сделать очередную попытку профессор.
Олег отрезал:
– Нет.
– Вы же привыкли к городу, к тому же здесь вы ежеминутно рискуете жизнью.
– Не более чем в каменных джунглях, называемых городом. Вспомните, профессор, сколько людей гибнет в транспортных происшествиях, от рук преступников и террористов, от наркомании и болезней. Хорошо ли живется людям, запертым в тесные пещеры-квартиры? Все решено, профессор, я остаюсь.
– Куда же вы теперь? – не унимался Кашинский.
– Не знаю. Может, к казакам подамся, может, в Медвежье селище вернусь или с Дружиной заодно, но, скорее всего, к Рюрику на службу.
– В таком случае желаю удачи, Олег.
– Спасибо, профессор.
– Мы выполним твою просьбу, – заверил Никита. – Что ж, раз ты решил остаться, то пришло время расставанья. Вот это Доброга велела передать. Сейчас я понял, почему она просила тебя не удерживать. Все правильно, ты должен остаться, это твоя судьба. – Никита протянул Олегу меч-кладенец.
Воронов встрепенулся:
– Доброга?! Где ты ее видел?
– Это было у Медвежьего селища. Я не видел ее, но слышал голос.
– Почему со мной… – разочарованно начал Воронов.
– Не знаю, мне жаль, Олег.
– Ничего, пробьемся. Прощай, Ник!
– Прощай, Ворон!
Друзья пожали друг другу руки. Олег подошел к Кашинскому. Профессор сильно изменился со времени их первой встречи. Теперь он был без очков и не смотрел на окружающий мир подслеповато-испуганно. Перед Олегом стоял пожилой воин с обветренным лицом и взглядом уверенного в себе человека, да и физическое состояние профессора говорило о том, что он в хорошей форме. Ком подкатил к горлу Воронова, слишком близок стал ему за полгода пребывания в чужом мире этот слегка наивный и добрый интеллигент.
– Прощайте, профессор. Вот и закончилось ваше путешествие в сказку. Передайте привет нашему миру и будьте осторожны, у вас там много врагов. Возможно, ваш лжеученик, как его там…
– Кольберг.
– Вот-вот, Кольберг и его верные псы во главе с Ротвейлером поджидают вас. В случае чего обратитесь к моим друзьям, они помогут.
– Ничего, со мной Никита. И давайте не будем говорить друг другу прощай, скажем до свидания.
– До свидания, профессор. Рад был нашему знакомству. Искренне жаль расставаться.
– Олег, скажите, а ведь стихи, которые вы выдавали за творения знакомого рифмоплета, ваши?
– Мои, профессор.
– А как же вы теперь? Чтобы писать хорошие стихи, надо учиться, а тут вряд ли здесь кто-то оценит ваш зарождающийся поэтический дар.