— Он велел с вами переговорить.
Сверкая черными глазами, Костас сполз с табурета.
— Откуда ты такой взялся? — рявкнул он.
— Вообще, из Болгарии, но жил в Афинах.
— Вот и уматывай к себе в Афины! Ничем помочь не могу! Тебе известно, где я жил, когда ты еще дрочил в своем вонючем болгарском хлеву? Я жил здесь! В Америке. И знаешь, как жил? По морде огребал, если только заикался о ресторане!
— Но Димитрий ясно сказал: нужно переговорить с Костасом. Вот я и пришел.
— Пусть поцелует меня в зад, а тебя я вообще в гробу видал! У меня тут все копы прикормлены. Стоит мне только слово сказать — тебе живо башку проломят. Еще раз ко мне сунешься — тебя копы тут же и примут!
Ассан поспешил убраться. А что было делать? Не хватало ему проблем с полицией.
Такой жары еще не бывало. Машины и автобусы ревели, как ураган. В уши лезла трескотня сотен прохожих, которые зарабатывали, не считали денег и жили себе припеваючи. У Ассана болело горло, а ноги сделались тяжелыми, как тюки с песком.
Он потащился в сторону Сорок третьей стрит, где находились курсы английского, но в крошечном треугольном скверике его накрыло волной боли, и он остановился. Новый приступ боли так и метил в голову, прямо над глазницами. У питьевого фонтанчика Ассан набрал в ладони воды на один большой глоток, но жжение в горле не утихало. В тени, на скамейке, где вполне уместились бы четверо, отдыхали двое мужчин; Ассану срочно требовалось сесть. Но свирепый, незримый удар под вздох согнул его пополам, и болезнь хлынула наружу.
Какой-то человек сыпал непонятными вопросами, другой, придерживая Ассана за плечо, направлял в тень, к скамейке, а третий совал в руку носовой платок (по всей видимости, женский) — вытереть губы. Кто-то отдал ему теплую газировку, которую Ассан выплюнул, прополоскав рот. Незнакомый голос запротестовал, но Ассан не ответил. Сидя на скамейке, он запрокинул голову и смежил веки.
Казалось, дремота сморила его на считаные минуты, но когда он открыл глаза, тени от деревьев были уже намного длиннее, а в сквере прохлаждались совсем другие люди. Из тех американцев, кому нет дела до парня, уснувшего на скамье.
Он полез в карман. Американские банкноты исчезли. Осталось несколько монет — вот и все. В точности как предсказывал старпом: кто перестанет двигаться, того обчистят карманники. Ассан еще долго сидел на скамейке, но головная боль не отпускала.
Когда день сменился ранним вечером, Ассан решил не перебираться в Центральный парк, но в сквере на него уставился неведомо откуда взявшийся коп. Пришлось сняться с насиженного места. Через час с небольшим Ассан уже спал под деревом, подложив вместо подушки пару свернутых валиком запасных штанов.
В офис Димитрия набилось множество посетителей: все как один в деловых костюмах и с кейсами. Среди этой публики греков не оказалось. Стоя у распахнутого окна, Димитрий что-то кричал в трубку по-английски, как в тот день, когда Ассан увидел его впервые. Двое мужчин в костюмах посмеивались, некоторые курили. Один стал выдувать колечки дыма. Ассан слышал, как печатает Дороти, уже без опоры на пластинку с музыкой:
— Повиси минутку. — Димитрий прикрыл трубку ладонью, завидев Ассана. — Дороти получила твой костюм. Дороти!
Все присутствующие устремили взоры на Ассана, его мятую одежду, небритое лицо — и увидели очередного нищего, невежественного просителя из числа тех, что вечно осаждали контору Димитрия. Дороти вынесла на проволочной вешалке синий костюм: и пиджак, и брюки выглядели будто с иголочки, а сложенная квадратом сорочка была отутюжена, как скатерть. Взяв свои вещи, Ассан пятился к дверям и благодарно кивал. Но чужие глаза и лица делали из него букашку, как было в Старом Свете, когда его обыскивали и ощупывали солдаты и дольше обычного проверяли документы, когда во время бесконечных допросов заставляли стоять на ногах, когда вместе с другими узниками выстраивали в одну шеренгу для переклички, которая растягивалась на долгие часы.
Спускаясь по лестнице, он услышал взрыв мужского смеха и тарахтенье пишущей машинки под пальцами Дороти:
Пока Костас за кассовым аппаратом сортировал мелочь, к стойке подсел молодой человек в приличном синем костюме. Близилось обеденное время, к трем часам в гриль-бар обычно стекались завсегдатаи, и Костас готовил сдачу для ускорения расчетов. У него еще оставалось время прочесть газету и выписать новые слова. Английский давался ему без особых усилий: достаточно было ежедневно читать газету, прислушиваться к беседам посетителей-американцев и говорить, говорить, говорить.
Его жена протирала столы, поэтому к мужчине в полосатом костюме обратился сам Костас:
— Что для вас, уважаемый?
Ассан выложил на стойку последние монеты:
— Кофе, пожалуйста. По-американски, с молоком и сахаром.
Узнав Ассана, Костас вспыхнул от гнева:
— Шутить со мной вздумал, да?
— Я не шучу.
— Димитрий тебя прислал? Снова?
— Нет. Я зашел кофе выпить.