Универсариум

– Помни, Китти, чтобы взойти на вершину шоубиза, тебе придется совершать поступки, которые сейчас все-таки ты от себя не ожидаешь. Тебе придется обманывать, предавать, подставлять, стравливать людей. Тебе придется эпатировать публику, постоянно участвовать в каких-то скандалах, инициировать их, симулировать их, привлекать внимание к своей персоне разными неординарными выходками, заключать соглашения о фиктивном и публично демонстрируемом романе с каким-нибудь звездным хреном тоже из шоубиза, или из спорта, или из политики, которого женщины даже могут вообще не интересовать.

Я хотел драматично и философски подытожить мысль, что однажды она все-таки нарушит обещание и предаст меня. Но не стал. Она придет к этому самостоятельно, без моих напутствий.

– А иначе ты утратишь интерес толпы и уйдешь в забвение. И тебя заменят новые идолы, более молоденькие, более раскованные, более безбашенные.

Китти как будто насторожилась. Наверное, она уже почувствовала, как ей наступают на пятки мелкие размалеванные сучки.

– Тебе придется вычеркнуть из своей жизни многое, с чем ты, думаешь, не сможешь проститься. Всё ты сможешь. Всё сможешь. Я в тебя верю.

Это был не комплимент ее силе воли, как она его, наверное, восприняла, судя по ее сияющему лицу. Это было сожаление.

– Вот ты стремишься быть похожей на Виолу, значит, тебе придется пройти такой же путь. А она на пути к славе не боялась даже потерять близкого человека. И поставила на первое место свою карьеру, а не любимого мужчину. В итоге их отношения стали разрушаться и они расстались.

Китти наградила меня трогательным, сочувствующим взглядом, обозначая, что ей известен второй герой этой печальной любовной истории. Она наклонилась вперед, опершись подбородком на свою ладонь, а локтем – на бедро. Видимо, демонстрировала готовность выслушивать сопливые подробности моей неладной личной жизни, словно мы подружки за бокалом вина и ведерком мороженого. Но долго в этой позе она не продержалась и вновь облокотилась на спинку кресла.

Она и так постоянно ерзала, двигая попой то на сантиметр влево, то вправо, то повернув на десять градусов сюда, то на десять градусов туда, но ни в коем случае не размыкая сцепленные в элегантный узел ножки. Наконец она решилась и сказала:

– Мне всё еще нельзя надеть белье?

Вопрос был задан ею так, как если бы она сама хотела, чтобы я сохранил запрет на ношение трусиков.

– Нельзя, – буркнул я.

Услышав это, Китти прикусила губу, потом поморгала и изрекла:

– Эдуард, я какая-то нелепая в таком виде. Ты не находишь? – и смело улыбнулась. – Мне немного некомфортно в таком… половинчатом стиле, хи. Я чувствую себя дурой. Поэтому, если ты позволишь…

Она быстро встала и сняла с себя полосатый пиджачок и полосатый топик, вкатив в мою панораму свои хорошенькие сисечки второго размера с острыми розовыми сосочками.

Вот это жест!

Отличный куртизанский маневр! Прямо на глазах она шагнула на вторую ступень личностного роста в мире шоубиза.

Похоже, она окончательно расслабилась от наших доверительных разговоров и прилично раскалилась от осознания своей голожопости в обществе судьбоносного для нее человека. Поэтому не удержалась и сорвала с цепи, на легкую прогулку, закипевшую в ней внутреннюю сексуальность. Решила похвастать своими обворожительными и наверняка крепкими, как камень, – а это понятно и отсюда – сиськами, да и вообще всем своим великолепным стройным телом, представив его для моего ненасытного обозрения не частично, а всецело. Смотри, господин, какая я раскрепощенная! Какая я смелая и бесстрашная! И, конечно, какая я красивая!

Ох, Китти.

Я ее захотел. Снова. И не сейчас – голую, а как только увидел на своем пороге.

Раньше я бы не тратил ни секунды на размышление, трахать ее или нет. Я бы трахнул. Но сейчас – не стану.

Да и не могу же я подкатывать, соблазнять и укладывать в постель девушку моего друга. Даже если она натянула на себя маску моей бывшей.

Хоть я недавно уже пришел к выводу, что ни Серега, ни Марк мне на самом деле никакие не друзья, а так – временное фоновое окружение, но всё равно: Сереня не сделал мне ничего плохого, чтобы я замахнулся наставить ему рога. Пусть даже с такой выглаженной киской. С отполированным до блеска холеным телом. Посверкивающим раскачивающейся цепочкой пупочного пирсинга. Указывающим на вход в долину удовольствия. Пфффф. Поэтому…

– Ты готова к таким трудностям в личной жизни? – сказал я, когда Китти, уложив все свои шмотки на подлокотник, вновь уселась в кресло, на сей раз поменяв ноги местами.

– Готова, – уверенно ответила она, гордо держа спинку ровно и выпячивая грудь вперед.

– Готова расстаться со своим парнем? – недоверчиво переспросил я.

Ее глаза суетно дернулись в сторону, как бы проверяя, на месте ли ее устремленность стать знаменитой певицей, и одновременно оценивая, насколько ей, стань она звездой, нужен Серега. Убедившись, что ни одна из избранных позиций не изменилась, она сказала:

– Ну… если придется расстаться, значит, расстанемся.