Университет

И только Бакли смог стать его настоящим другом – с его почти карикатурной вульгарностью, удачно разбавлявшей выдающуюся помпезность их коллег.

И все-таки презрение к коллегам не помешало Йену стать одним из них, что и оттолкнуло от него Сильвию. Он взглянул на табличку, стоявшую на столе, ее подарок: «Академизм развращает. Абсолютный академизм развращает абсолютно».

Почему он еще не выбросил ее?

Зазвонил телефон, и Эмерсон снял трубку, радуясь, что его отвлекли от его самовлюбленного самокопания.

Звонила Элинор. У нее сломалась машина. С ней всё в порядке, но ей хотелось бы, чтобы он забрал ее после работы в «Пет Бойз»[55]. Машину доставят туда на эвакуаторе.

– «Пет Бойз»? – переспросил Йен с неодобрением.

– А у тебя есть другие предложения?

– Нет, – признался он.

– Так вот, постольку-поскольку ни ты, ни я ничего не понимаем в машинах, а «Пет Бойз» недалеко от моего офиса и как раз тебе по дороге, машину отвезут именно к ним.

– Ладно. Во сколько?

– В пять?

– Буду.

– Люблю тебя, – сказала Элинор.

– Я тоже.

Йен повесил трубку. Тут в дверь кто-то постучал, и Эмерсон замер, не двигаясь и не дыша, в надежде, что кто бы за ней ни стоял, он не слышал его разговор.

Кто-то потряс дверную ручку.

– Йен? Я знаю, что вы здесь.

Кифер. Твою мать…

– Во время приемных часов ваша дверь должна быть не заперта и открыта.

Наклонившись в кресле, Йен отпер дверь и повернулся лицом к завкафедрой, когда тот открыл ее.

– Можете подать на меня в суд. Я паршиво себя чувствую и отменил на сегодня приемные часы. Хотелось посидеть в тиши и покое собственного кабинета, так, чтобы меня никто не доставал.

Неожиданно на лице Кифера появилось озабоченное выражение.

– Может быть, мне зайти позже?

– Не надо. Что вы хотели? – Йен устало покачал головой.

– Нам надо обсудить ваши публикации.

– Публикации? Я как раз пишу эссе по Борхесу, Маркесу и «Кошмару на улице Вязов» для «Парижского ревю».

– Хватит шутить.

– А я и не шучу. Фильм – идеальный образец того, как ранее элитарное литературное направление становится мейнстримом. Или, если хотите, как американизируется литературный феномен Южной Америки.

– Я видел эту ерунду с детьми, и это полный отстой. Вернитесь на землю, Йен. Я не шучу. Мы говорим о вашей карьере.

– Тогда, может быть, влияние творчества Троллопа на «Существо в корзине»?

– Прекратите паясничать, Йен.

– Ладно, ладно… Так в чем проблема?

– Проблема в списке ваших публикаций, который слишком короток. В прошлом семестре вы обещали мне повысить свою производительность.

– Я попытался. И потерпел поражение.

– Да ладно вам… А как поживает ваш роман?

– Какой роман?

– Тот, над которым вы работаете вот уже пять лет.

Йен посмотрел на завкафедрой.

– Знаете, Кен, я все больше убеждаюсь в том, что секрет успешного творчества – не в таланте или способностях, а в наглости. И поэтому так много великих произведений были написаны молодыми людьми. У них есть наглость молодости. Они думают, что всё знают, и уверены, что все их идеи абсолютно оригинальны. Но с возрастом, узнавая все больше и больше, человек начинает понимать, как скудны его познания и как похожи его идеи на те, которые высказывались до него. И на акт творчества начинает давить тяжелый груз.

– А как же Джойс, Пруст, Лоре…

– Все они были наглыми до самого конца. И отказывались замечать схожесть своих работ с работами других. Думали, что они абсолютно оригинальны. Другими словами, им не хватало самокритики.

– То, что вы говорите…

– Я говорю, что я – усталый старик и слишком выгорел изнутри, чтобы создать что-нибудь стоящее.

– Ну, мир легко проглотит еще один роман о кризисе среднего возраста еще одного измученного профессора английской литературы.

– Шутка. – Йен рассмеялся. – Вы заметили, что сейчас пошутили? Для вас еще не все потеряно.

– Это мы обсудим позже. – Кифер улыбнулся. – Но не думайте, что вам удалось соскочить с крючка. На меня давят, а я давлю на вас. Мне необходимо, чтобы до конца семестра вы опубликовали два эссе или обзора или один короткий рассказ. – Он отошел к двери. – Подумайте об этом.

– Обязательно.

Йен захлопнул за ним дверь и вновь откинулся в кресле. Не углубляясь в подробности, он вдруг подумал, а нет ли в системе высшего образования чего-то, что душит творчество? Или, может быть, именно недостаток знаний, свойственный юности и невежеству, обеспечивает способность к безоглядному творчеству? Одному богу известно, как его коллеги-преподаватели, начинавшие как поэты, прозаики и драматурги, ломались под гнетом своих литературных предшественников, тщетно пытаясь достичь уровня классиков, творчество которых они преподавали, и получить одобрение своих коллег. А ведь если б они не знали, с кем пытаются соревноваться, то вполне могли бы создать нечто стоящее…

Сам он с момента ухода Сильвии не пытался написать даже захудалый обзор.

Но на этот раз Кифер прав. Ему пора поднять свою задницу и что-то написать.

– Опубликуй или погибни, – вслух произнес Эмерсон.