Продолжать он не стал, да и незачем. Знаем, сталкивались не раз. Будь человек хоть сто раз умный, а таких среди чернокожих хватает, но…
… если в голове у него уже сложилась, притом с детства, магическая модель мира, его не переделать. Если же мировоззрения эти густо приправлены национализмом в стиле «убей всех, кто не из твоего племени», то общение в принципе возможно, но только с позиции вооружённой силы. Ну или с позиции раба, как вариант.
— Кстати, что за «джан»? — сбил тему Коля, откатив беседу на несколько минут назад.
— А… с армянами перед тобой общался, а это прилипчиво.
— Это да, — усмехнулся гость, — был я как-то… а, нет! Это пока под грифом секретно!
— Даже так? — я поглядел на него по-новому.
— А сам-то? — парировал Коля, смешливо ломая бровь.
— Угу… — меня не на шутку озадачило, но впрочем, чего удивительного? Нас попросту мало… любой, хоть сколько-нибудь выдающийся из серой массы, имеет все шансы попасть в учебники истории! Притом бывают такие обстоятельства, что и желания особого нет, в учебники эти, а оно — впихивается!
Ну а Корнейчуков с Житковым ни разу не рядовые, как ни крути. Хоть по части армейской субординации, хоть… хм, по племенной. Не совсем понимаю, как это работает, но для немаленького племени они теперь что-то вроде «боковой» власти. Плюс земли — как личные, так и племенные, к которым они каким-то боком причастны. Охо-хо…
… и куча мулатиков, производить которых входит в обязанности парней. Словами «всё сложно» такое не передать!
— О! — меня вскинуло от идеи, — Давай-ка экскурсию тебе устроим?!
— А я всё гадал — догадаетесь или нет, — засмеялся Корнейчуков, и встав, потянулся пружинисто всем телом. В Бюро я ещё раз представил гостя, уже как следует, а не наспех вприпрыжку, как Санька любит.
О нём наслышаны, и не только из наших с братом разговорах, но и из газет. Корнейчуков очень яркий, и французская пресса не раз и не два писала о нём ещё во времена военные. Знакомятся охотно, обмениваясь визитками и норовя зазвать в гости.
— … непременно заходите! — уговаривает черноглазый Жиль Мёнье, — Мы рядом живём, а дочка у меня большая мастерица готовить. Такие бриоши печёт… умм… с пальцами проглотите!
Коля смеялся и отшучивался, не обещая ничего и ловко выскользая из матримониальных силков. С пару месяцев назад какой-то ловкий пройдоха покопался с Бюро Статистики ЮАС и составил список самых богатых женихов. переврал, разумеется, изрядно, но…
… Корнейчуков в список попал. За вычетом собственно буров, размножающихся почти исключительно в своей среде, женихов было немного, и Коля выделялся среди них как молодостью…
… так и размером земель.
А ещё — своеобразным гаремом, который не отбил, а скорее подзадорил потенциальных невест, равно как и их родителей. Дескать, могёт!
Отбившись, выскочили на улицу, и отойдя подальше, долго хохотали, стараясь не шуметь.
— Давай сперва на аэродром… уф-ф, — вытираю выступившие от смеха слёзы.
— Да… погоди-ка! — Коля начинает обходить авто, — Новенькое… батюшки! Да никак и это — из твоих мастерских!?
— Оно само, — вырвалось у меня, и это вызвало новый приступ хохота.
— Я твои… — задыхаясь от смеха, проталкивал слова брат, — «оно само» на могиле твоей напишу! Вот ей-ей! Все авантюры твои через эти слова начинаются.
— Через раз! — возмутился я, и мы снова засмеялись. А просто так! Молодость, весна в самом расцвете и всё хорошо… чего ещё надо?!
За руль я уселся сам, и пока Санька рассказывал гостю историю создания авто, мне начало мурлыкаться песнями. Сперва под нос, а потом и в голос…
… на три голоса!
— А за окошком месяц май, месяц май, месяц май[i],
А в белой чашке черный чай, черный чай, черный чай,
А в трактире мужички, мужички, мужички,
А по брусчатке каблучки, каблучки, каблучки.
Орали мы не всегда в лад, но зато от души, перекрикивая шум мотора и весь мир впридачу.
… — Орут под окнами коты день и ночь, день и ночь,
От ихней сладкой маеты по утру теплый дождь,
Весной простуженный объят город мой, город мой
И ветры весело галдят над рекой, над Москвой.
А в чашке чай давно остыл, в трубке нет табака.
А на душе от слов и рифм перебор, перебор.
Ведь по асфальту каблучки, ведь здесь орет месяц май,
Ведь здесь коты и мужички, приезжай, приезжай.
Ведь по брусчатке каблучки ведь здесь орет месяц май,
Я подарю тебе Москву, поскорей приезжай!
— Скучаешь? — негромко поинтересовался Корнейчуков, когда шли к стоящим в рядок «Фениксам».
— Слов нет! — вырвалось у меня от всей души. Коля кивнул чему-то своему, а потом, очень тихо…
… сказал:
— Хотелось бы и мне — вот так вот… скучать.
[i]Сукачёв.
Глава 43
Пронзительный майский полдень заполнил чистым, прозрачным светом дубовую рощу. Яркие, выпуклые цвета огромной картины, нарисованной нездешними красками, затопили сознание, и не осталось ни мыслей, ни чувств, а только Здесь и Сейчас, замершее в янтаре.
Вижу собравшихся, и не знаю — во сне ли, наяву ли…
… и только понимаю, что не забуду этого никогда, и неверное, никто не забудет. Не смогут. Не захотят.