Университеты

— Смотреть буду, — вздохнул атташе, — может и сгодится. Сейчас страда, и такое положение дурацкое, што любой работник на вес золота, а оно вишь как! Может, не может… хоть по ромашке гадай!

— Н-да, — выдыхаю задумчиво, — хреново, если только может! Ну, хоть так тянет, в области культуры. Я зачинов много сделал по этой части, а вот перевести зачины в почины[i] многого стоит!

Луначарский работяга и умница, взваленную на него ношу тянет, как хороший тяжеловоз, уверенно и без рывков. Но вот если к разведке негоден, это печально. Нужно искать какой-то выход из положения, и толи натаскивать зама на разведку, как щенка бойцовой собаки на кровь, толи подыскивать нового человека из состава посольских.

Я де-факто зам Матвеева по части разведки, притом по давнему нашему уговору, не знает об этом никто, кроме самого Ильича и братьев. Догадываться посторонние могут сколько угодно, ведь любой практически работник посольства так или иначе выполняет деликатные поручения. Пусть не постоянно, а от случая к случаю, но в таком разрезе мои метания если и засекаются Сюрте, то по идее, должны восприниматься чем-то естественным.

А чтобы вот так, когда практически тень разведслужбы, это зась! Гибкость и устойчивость у такой системы куда как побольше, а теперь… нет, надо думать!

— Чево с закладками не так? — раскладываю на столе одну из них, не без интереса разглядывая предметы. Одежда из тех, что носят рабочие, пара сотен франков серебром, револьвер с пачкой патронов, кастет, нож, набор фальшивых документов и пустых бланков на все случаи, аптечка с набором простейших хирургических инструментов, опиум для обезболивания, хинин…

— А чорт ево знает! — досадливо скривился Матвеев, — Ты, хм… живал в трущобах…

Он замялся, закхекал, пряча смущение за кашлем.

— А… ясно-понятно! — киваю, чуть отвернувшись, дабы не смущать ещё больше, — С точки зрения специалиста, значит! Ага, ага…

— Вот это сразу нет! — откладываю дешёвый костюм «на вырост» из магазина готового платья, — Видишь? Он дешёвый, но вот…

Тыкаю пальцем в части одежды.

… и вот… попытка приблизиться к модной тенденции этого года.

— Ага… — отозвался Ильич с видом совершенно остекленелым.

— Ох… не годится, так понятней?

— А… почему? — осторожно осведомился он с тем видом, какой бывает у мужчин, выступивших в разведку.

— Сиюминутная мода. Здесь и сейчас в глаза бросаться будет, ежели попадётся человек наблюдательный, а парижане, поверь, на одёжку много внимания обращают. Ну а ежели лет десять закладка полежит, то и вовсе. Нам надо классику угадывать, Ильич. Такое, знаешь… чтоб лет и через двадцать носили. Штоб накинул, и растворился в нетях, в толпе таких же безликих работяг.

— Ишь ты, — скривился он и тут же оживился, вцепившись в меня глазами, — а…

— Ладно, возьмусь, — обрываю невысказанную просьбу, начиная сворачивать всё в тючок.

— Оставь! — благодушно повёл рукой умиротворённый Ильич, — В Ле-Бурже всё равно везти не стоит, лишних глаз там полно. Так… сделай подборочку по своему пониманию. Немудрёную, штоб если ажаны наткнулись, то и не тени сомнения не было, што это какие-то преступники закладочку сделали, пусть и из серьёзных. Принцип-то понял?

— Да уж получше… понял, понял.

Раз уж есть свободное время, обсудили с военным атташе Луначарского, и пришли к выводу, что стоит попробовать его натаскать на кровь, так сказать. Толик изрядный чистоплюй и немного идеалист, что в общем-то мне импонирует.

Воевал крепко, знаком с окопами и штабной работой, ухитрившись сохранить идеалистическое мировоззрение, что уже достойно уважения. Вот как бы оставить его идеализм, направив горение и служение в рамки не социалистической идеологии «вообще», а Русских Кантонов в частности? Без размазывания широкой русской души по всему Интернационалу.

— Ле-Бурже, — командую шофёру, усаживаясь в авто и привычно погружаясь в мысли. Служебное жильё при заводе давно уже стало домом, и спрашивается, на черта я покупал себе дом в Тампле? Большая квартира на верхнем этаже, удачное расположение, телефон и все блага цивилизации, ан и был-то два разочка.

Всей радости, что капитал удачно вложил, да что жильё собственное появилось. Постоял у окошка, поглазел на соседние дома и январскую промозглую улицу, вышел, да и закрыл за собой дверь. Грусть-печаль, ети!

Вообще, многое во Франции пошло совсем не так, как задумывалось изначально. Работаем на блефе, на опережении, интуиции. Пока переигрываем, но чорт его знает, как долго продлится этот период!

Благо, интерес общественности к аэронавтике позволяет поддерживать легко хоть дружеские, а хоть и светские связи. Каждый день почти что делегации, успеваю только руки пожимать да рот в улыбке растягивать.

Покрутиться по цехам, поглазеть на пилотов, попробовать пройти полосу препятствий — обязательная программа. А уж полетать — мёд и мёд, за уши не оттащишь. Не один удачный договор после полёта заключил, и не одну уложил…

… впрочем, об этом отдельно!