Университеты

Гиляровский начал весьма увлекательно живописать о здешней жизни, и по словам его, выходило порой весьма…

… громко!

— Завоёванный город, — продолжал именитый репортёр, — в который понабежали авантюристы со всего света. Бывают, знаете ли, эксцессы…

— Эм… например? — осторожно осведомился Леонид, смутно припоминая любовь Гиляровского к розыгрышам, о которых по Москве ходили легенды.

— Ну… — смешно выпятил губы Владимир Алексеевич, — разные! Но стреляют не часто, вы не думайте! Не каждый день. Обычно вон… на кулачках споры решают, как вы давеча.

— Я?! — Волков вытянул перед собой руки и уставился на сбитые костяшки, — Нет, я дрался в гимназии, конечно… куда ж без этого! Но…

— И вчера лихо! — подмигнул ему Гиляровский, — Правда, повод, хм… драться из-за проститутки, это знаете ли, моветон. Ну, ничего! Пару недель в редакции посидите, поможете Вениамину Ильичу с бумажной работой, а заодно и освоитесь в наших палестинах. Он человек авторитетный и знает, когда надо стрелять, а когда можно и кулаками. Ну а потом уже… Да! Вам непременно нужно научиться стрелять! Паршивый из вас стрелок, Леонид Александрович!

Оживившись, Владимир Алексеевич принялся рассказывать истории, в которых Африканское бытие представало необыкновенно экзотичным и пряным, пахнущим не только кофе и жакарандой, но прежде всего — потом и кровью. Здесь дрались на ножах и стрелялись из револьверов, рубились на саблях и сходились с ружьями в длинной «африканской» дуэли, где всё решало терпение и мастерство стрелка. Были схватки с чернокожими и диким зверьём, силами природы и болезнями.

Набеги диких животных на посевы…

… и леопарды, проникающие порой в города.

Малярия, превращающая сильных людей в дрожащие развалины…

… и яд в стакане с джином, подлитым подкупленным слугой.

— Вы… вы меня разыгрываете! — воскликнул Волков, в голове у которого наконец-то сложились все пазлы, — Журналистика в Теннеси[i]!

Гиляровский захохотал, утирая слёзы и мотая головой. Леониду стало немножко обидно…

… и весело одновременно.

— Ох… — утёр слёзы хозяин дома, — думал, Леонид Александрович, каюсь! Но нет. Поверите ли, но нет нужды!

Глаза его смеялись, и Волков засомневался.

— А пистолет… — сказал он со скепсисом, — скажите ещё, что молоденькой барышне нужно оружие в гимназии?

— В гимназии нет, — ответил Гиляровский, — а так… бывали, знаете ли, прецеденты.

— Неужто леопарды? — съязвил Леонид.

— Да нет… двуногая скотинка, — ответил Владимир Алексеевич с прищуром.

— О! И… часто? — осторожно осведомился Волков.

— Не очень, но…

— Понимаю, — яростно закивал юноша, — А… всё остальное?

— Леонид Александрович, — усмехнулся Гиляровский, — мы репортёры и наша обязанность…

— … священная, если хотите — быть в гуще событий.

— А это на самом-то деле, — кривовато усмехнулся прославленный репортёр, — мелочь! Побываете на заседании Парламента, вот где драматургия! Каждая неверная запятая в бумагах — плугом пройдёт по человеческим судьбам, а законы нужно принимать, и притом быстро, ибо без них — нет страны! Так-то, Леонид Александрович…

[i] «Журнали́стика в Теннесси́» (англ. Journalism in Tennessee) — юмористический рассказ Марка Твена, написанный в 1869 году и представляющий собой хрестоматийный образец гротеска в литературе.

Глава 41

— Егор! Егор! Да погоди ты… уф, надо всё-таки бросать курить… и жрать поменьше! — нагнавший меня у самого выхода из посольства, Матвеев мотанул головой и покосился на разодетого в медали швейцара, скучающего у дверей, — Зайдешь? Время есть?

Вытащив за цепочку золотые дарёные часы, отщёлкиваю крышку.

— Да, с полчасика. Мало?

— Хватит! — машет рукой Евграф Ильич, и правда несколько погрузневший за последнее время.

Зайдя в кабинет, Матвеев достал из шкафа несколько увесистых небольших тючков, выложив их на заваленный документами стол морёного дуба.

— Закладки? — интересуюсь, помогая сдвигать бумаги в сторонку.

— Они, — кивнул военный атташе, переставив на подоконник дарёную чернильницу из яшмы, — Глянешь? Пытаемся составить схемку, чтобы дёшево и сердито, но без очевидной унификации, могущей навести на наш след.

— Экий ты себе геморрой… — не заканчивая предложение, начинаю развязывать ближайший тючок, завёрнутый в промасленный шёлк и целый ворох одёжек.

— А куда деваться? — ответил Ильич, неожиданно тягуче зевая, прикрыв рот широкой мозолистой лапой, — Ох ты ж… не высыпаюсь, веришь? Пять часов если поспал, за счастье!

— Не тянет Толик? — ажно руки опускаются от расстройства!

— Тянет, тянет! — замахал руками Матвеев, — Дельный парень твой Луначарский, ничего не скажешь! В дела закопался, за уши оттаскивать приходится! Но сам понимаешь, чистоплюй немножечко. Одно дело — культура, а вот разведка и иже с ним — не факт, што и потянет!

— Думаешь? — Ильич только плечами пожал на мой вопрос, и вытащил было трубку, но вздохнув и усмехнувшись кривовато, спрятал назад, — Ладно, тебе видней.