Университеты

В голову ему полезли тоскливые мысли, что если откажут, то останётся только — пулю в лоб… Денег решительно нет, на дорогу до Африки матушка набирала у всех, кого только можно, и если его не возьмут на работу, то жизнь кончена, так и не начавшись! Решено!

Вчерашний гимназист видел жизнь исключительно в чорно-белых тонах, и сейчас, накручивая сам себя, он набухал слезами и решимостью, видя решением проблем — пулю в голову.

«— Найти место поживописней, — в мрачном упоении думал он, живо представляя, как сядет на белоснежный песок, опираясь спиной на пальму, и пустит в висок…

Или всё же в сердце? — не на шутку озадачился он важным вопросом.

… одну из двух пуль, оставшимся в дрянненьком, купленном по большому случаю, «Велодоге».

Упиваясь картинами неминуемой своей гибели и последующих похорон, на которых просто обязаны были пролить слёзы хорошенькие барышни из приличных семей, он сумрачно грезил наяву. Откуда возьмутся эти самые барышни на похоронах никому не знакомого самоубийцы, юноша не думал. Картинка собственных похорон пастельными тонами набрасывалась у него в голове, почему-то в стиле импрессионизма.

— Што я могу сказать, молодой человек, — с сочным малороссийским акцентом начал неторопливо Вениамин Ильич, снимая пенсне и вертя его в руках, — Могу только…

Дверь распахнулась, впечатавшись в стену, и на пол ссыпалась штукатурка и крупный таракан. Просторный кабинет наполнил собой один-единственный человек. Шумный, громогласный, он в одно мгновение здоровался с просиявшим Вениамином Ильичом, распахивал окно пошире и хлопал юношу по плечу. Его было…

… много!

Скинув кобуру с «Маузером» на вешалку и кинув туда же шляпу, отойдя при этом зачем-то в дальний угол и бурно обрадовавшись попаданию, Гиляровский небрежно повалился в скрипнувшее под ним кресло. Яркий, необыкновенно эпатажный, он разом сделал всё вокруг выпуклее и живее. Жизнь вокруг заиграла новыми красками с тем разительным отличием, что прежняя казалась расписанной уже полуосыпавшимся с полотна угольным карандашом.

— А вы… — Владимир Алексеевич посмотрел на юношу внимательно, и положил ногу на ногу, не смущаясь грязных башмаков и обтёртых краёв штанин.

— Лёня… — выпалил с восторгом тот, ярко краснея так, как это могут только подростки, не вошедшие ещё в возраст полного возмужания. А тут…

… кумир! Невероятно живой, загорелый, пропахший потом и степными травами, порохом и ветром странствий. На животе кобура с внушительных размером револьвером, на левом боку тесак, на правом — массивный нож. Гиляровский походил на благородного разбойника и бывалого кондотьера разом…

… кем де-факто и являлся.

— Волков Леонид Александрович, — поправился молодой человек, дико смущаясь оплошности и стараясь не пялиться на подошву ботинок Гиляровского, — к вашим…

— Леонид… — не дослушал его Гиляровский, вскакивая с кресла, — замечательно!

— Скажите, Леонид… — репортёр приобнял его, заглядывая в глаза, а вы умеете…

— … пить водку?!

Пить Волков не умел, и собственно — не хотел, но…

… не отказываться же?! Алкоголь казался ему важным этапом взросления, равно как табак и посещение падших женщин. Курение решительно ему не нравилось, но он мужественно преодолевал тошноту, воспитывая в себе силу воли и необходимые мужские качества. С женщинами пока вовсе не сложилось, и даже думать о них было мучительно стыдно. А вот пить…

… тоже не получалось.

— Боже… — сев на постели, Леонид обхватил руками раскалывающуюся голову и попытался вспомнить, что же было вчера…

Память работал урывками, кадрированно. Отчётливо помнилась поездка по Дурбану на редакционном авто, а затем ещё одна, почему-то верхом…

… по ночному городу, на рысях.

Затем внутри черепа станцевали кафры в национальных одеяниях, потряхивая ассегаями. Выла собака. До? После? Во время танцев? Собака-то откуда взялась?! Ладно кафры…

— А-а… — застонал юноша, прижав руки к губам. Руки пахли порохом, а распухшие костяшки были изрядно ссажены.

— Надеюсь, — пробормотал он напуганно, — я никого не убил.

Только сейчас юноша нашёл в себе силы оглядеть по сторонам, рассматривая убранство просторной спальни, освещаемой солнечным светом, пробивающимся через неплотные шторы на огромных окнах. Попытка вспомнить, как он здесь оказался, ударила по голове церковным колоколом, раскалывая череп.

— Женщина? — он откинул тонкое одеяло, обнаружив на себе всё тоже вопиюще несвежее нижнее бельё, в коем и сошёл с борта корабля. Изрядно застиранное, едва ли не ветхое по бедности, оно и сразу-то после стирки выглядело не лучшим образом, что уж говорить…

— Маловероятно, — подытожил он после недолгого размышления, шаря по комнате воспалёнными глазами, тщетно пытаясь найти разгадку.

— Мистер… — белозубо улыбнулась упитанная негритянка неопределённого возраста, вошедшая без стука, и Леонид спешно прикрылся одеялом. — Карашо, — улыбнулась женщина, и поставив на тумбочку у кровати поднос с единственным стаканом воды и несколькими таблетками, вышла, старательно виляя габаритной кормой. Одарив напоследок юношу многозначительным взглядом, служанка закрыла за собой дверь.