— Однако… — только и смог сказать Волков. Проглотив таблетки и запив их, он не сразу, но обрёл способность соображать. В резном шкафу красного дерева оказалась развешена его одежда, но…
— … Да мать твою Еву! — в сердцах прошипел молодой человек, прикрывая чресла.
— Баня, — улыбаясь, сказала бесцеремонная служанка. Баня оказалась ванной, а негритянка настойчивой, и юноша с трудом отбился от её услуг. Явно предполагалось нечто большее, нежели попытка потереть спину, но стыдливость вкупе с похмельем в тяжкой борьбе победили спермотоктикоз.
Отмокая в громадной медной ванне, надраенной до нестерпимого блеска и выставленной посреди довольно-таки большой комнаты, отделанной мрамором и медью, Волков чувствовал себя самозванцем. Приходилось напоминать себе всё время, что если уж ему оказали честь, приняв в своём доме, то…
… в похмельную голову лезла всякая чушь, вроде читанного некогда придворного этикета. Видимо, обстановка навевала.
— И всё же… — пробормотал он, одеваясь после ванны в чистое, — где я оказался?
Ситуация прояснилась всего через несколько минут, и отвратительно жизнерадостный Гиляровский, оказавшийся владельцем особняка, повёл гостя завтракать в…
— … малую столовую, по-домашнему, без чинов!
«— Малая! — набатом ударило в голове вчерашнего школяра, — вот же…»
— Моя дочь Надежда, — представил Владимир Алексеевич одетую в гимназическое платье красивую барышню, глядевшую на молодого человека с ироничной ехидцей, — Волков Леонид Ильич.
— Очень приятно, — пробормотал юноша, кланяясь сконфуженно. Чувствуя себя скованно за накрытым столом, он неловко отвечал на вопросы Владимира Алексеевича, отчаянно стесняясь спрашивать о вчерашних событиях, мучаемый в тоже время болезненным любопытством.
Более всего молодой человек опасался встретиться взглядом с Надеждой, подозревая, что девочка видела его вчера в состоянии совершенно неподобающем. Неловко было и за свой потёртый дешёвенький костюм, изрядно залоснившийся от долгой носки, за узкие плечи и угри, за…
… всё то, что есть у любого стеснительного юноши, тем более оказавшегося внезапно в обществе женщины, которую он считает привлекательной. Беседа выходила неловкой и комканной, но к величайшему облегчению Леонида, дочь хозяина дома поела очень быстро и упорхнула из-за стола.
— Пистолет не забудь! — крикнул ей вслед отец, и Волков поперхнулся сельтерской
— Я всего-то в гимназию! — девочка спиной ухитрилась показать недовольство и закатывание глаз.
— И две обоймы! — отец был неумолим, как поступь Рока.
— Ой, всё! — каблучки застучали вверх по лестнице, и минуту спустя Надя снова сбежала вниз, с видом великомученицы показывая отцу «Браунинг», и тут же пряча оружие в ридикюль.
— Э-э… — проводив её долгим взглядом, юноша повернулся к хозяину дому, — пистолет?!
— Чем же вы вчера… а-а… — Владимир Алексеевич засмеялся и погрозил Волкову пальцем, — провалами в памяти страдаете? В другой раз честно говорите, что пить не умеете! А я тоже хорош… обрадовался свежему человеку из России, да ещё и своему брату-репортёру, н-да…
Он побарабанил пальцами по столешнице, и рявкнул внезапно…
— Магеба! — от чего Волков едва не свалился со стула, но вбежавший слуга немного прояснил ситуацию. Несколько фраз на незнаком языке, и Владимир Алексеевич повернулся к гостю.
— Вы чай предпочитаете, или кофе?
— Кофе, — чуть заторможено ответил Леонид, — если вас… э-э не затруднит.
Эти слова он проговаривал уже машинально, понимая всю их ненужность и смущаясь в очередной раз.
— Ну и славно, — умиротворённо кивнул Гиляровский, приказывая слуге на всё том же незнаком языке, который Волков, не без некоторого колебания, посчитал за африкаанс.
Расположились в саду, под раскидистой цветущей жакарандой, ветви которой нависали над столиком, образуя причудливую беседку. Одуряющие запахи африканских цветов смешивались с запахами кофе и выпечки, и от этого сочетания у Волкова кружилась голова. Прислуживающий старый кафр, почтительный без подобострастия, кажется, и сам пах кофе и цветами, отчего всё вокруг стало необыкновенно живым и выпуклым.
Только сейчас Леонид начал осознавать, что он в Африке, и позади это чортов морской переход, страхи и неуверенность. Вчерашние суицидные мысли казались нелепыми и смешными, а будущее — несомненно радужным и полным увлекательных приключений.
«— Смешно надеяться, — рассуждал он, — что я получил место репортёра, особенно после вчерашнего, но неужели грамотный человек…
Белый человек!
… не может претендовать на место клерка в горнорудной компании?! А там и…»
— … место репортёра, разумеется, за вами, — прервал размышления Гиляровский… — да што ж вы такой прыский с утра?!
— Простите, — сконфузился Волков, промокая салфеткой брызги кофе с белоснежной скатерти.
— Пустяки, — благодушно отмахнулся хозяин дома, — костюм себе не забрызгали? Ну и славно, это главное.
— Место… — Владимир Алексеевич сделал глоток, — вы, разумеется, получите… да не спешите благодарить! Нужно понимать специфику… э-э, фронтира. Понимаете ли…