Университеты

— … вот и подумал, — останавливается Ренар, краснея ещё больше, — а что, если сетку Рабица на поле положить? Не прямо на землю, а например — поверх укатанной щебёнки в два слоя настелить. Ну… я не настаиваю, здесь экспериментировать надо, а кто я…

Он окончательно затушёвывается, а я (в который уже раз!) посылаю лучи поноса его мамаше-фельдфебелю. Сука тупая! Есть люди, готовые сломать жизнь близких, лишь бы под себя, лишь бы по ихнему…

— Светлая голова, — закачиваю за него убеждёно, — идея толковая, а дальше — будем экспериментировать. А пока…

Вытащив «служебный» блокнот с пронумерованными страницами и водяными знаками, пишу в бухгалтерию распоряжении о выдаче Ренару трёхсот франков. Такие вещи, по себе знаю, лучше не откладывать на потом — эффект больше.

Деньги, деньги… их вечно не хватает! Патенты, зарплата, гонорары за статьи и книги…

… как в прорву! На моей земле есть шахты и рудники, но пока — в потенциале, в настоящем же одни траты. На горных мастеров и покупку оборудования, на геологов, на обследование земель. На социальные нужды Кантонов — десятина! На социалистические партии — ещё одна! На Университет, который ещё не начал строиться, но уже, на стадии планирования, пылесосом вытягивает наличные.

Отдельной строкой — проекты, которые принесут прибыль когда-нибудь потом, и ещё одной — долговременные вложения, вроде покупки домов в Париже. Когда-нибудь… а пока в кошельке больше сотни-другой франков просто не бывает.

Нет, я не жалуюсь, ситуация скорее забавляет. Благо, в долги не влез и не собираюсь, остальное решаемо.

— … выбирай, — прервал мои размышления Санька, сунув под нос гербовые наброски со стилизованным «Фениксом» и повергаемым львом разной степени убитости.

— Не обижай людей, — тихо говорит брат, одними глазами заткнув меня, — это их инициатива…

Корчась от неловкости и алея разом вскипятившейся мордой лица, выбираю наименее пафосный, спеша затем скрыться в своём кабинете.

— Ж-ж-ж… — настигает меня Санькино кресло, и брат закатывается в кабинет, ловко захлопывая дверь.

— Надо, — с нажимом повторяет он, — не тебе объяснять важность товарного знака.

Киваю нехотя, ибо всё понимаю, ведь не обыватель-рантье, придумавший от скуки герб и лепящий его куда ни попадя. Товарный знак, бренд, знак качества… назвать можно как угодно, но он нужен, притом де-факто сложился сам собой.

Стилизованные изображения летадлы и поражённого копьём льва давно уже используются дядей Фимой для продвижения ювелирных изделий. Теперь будет маркироваться всё, что имеет отношение ко мне. Настольный хоккей и футбол, «Монополия» и обложки книг, буклеты, коробочки ювелирных изделий и всё-всё-всё! А «всего», с учётом паёв в целом ряде проектов, набегает много, но у Саньки, оказывается, всё распланировано.

— … вот так примерно, — вдохновенно бубнил он, черкая карандашом, — если у тебя пая только четверть и меньше, а вот так…

Кивая согласно на все братовы предложения, вытерпел пытку, и дождавшись, пока он выедет за дверь, мученически закатил глаза к Небу. С его непоседливостью, да пересесть в кресло, пусть даже и на месяц всего — мука мученическая!

А каково близким, то бишь мне… словами не передать! Привыкнув к постоянному движению, к загруженности, он искал себе дело, и хвала всем богам — нашёл! Ну, то есть так я думал вначале… а теперь его желание заняться дизайном всего и вся изрядно утомило.

Но пусть лучше так, чем унылая рожа и неизбывное, тягучее нытьё о том, что парни в составе авиашоу интересно гастролируют, тогда как бедный и несчастный он страдает, всеми позабытый и заброшенный на грешной Земле. Парни, на самом-то деле, гастролируют посменно, ибо подготовку пилотов в Ле-Бурже никто не отменял, но…

… нытья это не отменяло.

* * *

— … всё слава Богу, — широко перекрестился молодой мужик, не сбавляя шага и будто не обращая внимания на пронизывающий шквалистый ветер, норовящий сбить с ног, — живём, хлёб жуем, неча жалиться! Ну-кась, дай подмогну…

Он подхватил один из узлов земляка, прибывшего в лагерь беженцев на Галлиполи, и легко взвалил на плечо.

— Шибче, Костя, шибче! Прибавь шаг! Чичас обед будут раздавать, с минуты на минуту, а тебя ещё в бумаги вписывать надобно, так-то!

Худощавый, но гладкий, и видно — малость отъевшийся, старожил разительно отличался от земляка, у которого цвет лица немногим отличался от цвета почвы. Не чувствуя ноши, он успевал балагурить на ходу, рассказывая разные разности о галлиполийском житье-бытье.

— Ничо, Костя… — подмигивал он, — чичас в бумаги тебя впишут, а потом обедать! И банька, а?!

Новоприбывший шумно сглотнул, дёрнув кадыком на тощей шее. Слушая земляка, он успевал вертеть головой по сторонам, отмечая стоящие в рядок бараки, деревянную церквушку со старообрядческим крестом, и особо — баню, до которой сильно оглодал после недельного сиденья в катакомбах.

— Моисей Лазаревич! — загомонил внезапно старожил издали, ещё сильней ускоряя шаг, — Погодьте! Вот, кума… ага…

— … Ивантеевка… — сняв картуз и комкая его в громадных натруженных ладонях, Константин мялся перед старообрядцем, допрашивающим его максимально подробно.