Университеты

— Захваченные нами территории принадлежали Родсу, но не входили в состав Британской Империи, и таким образом, собственно Британии мы не нанесли никакого ущерба. Пришлось бы, конечно, вернуть часть земель наследникам Родса, но и здесь мы не сильно проигрываем. Не успели, знаете ли, ощутить их своими.

— Да и… — усмехаюсь, — шахты и рудники по большей части отошли бурам.

— И многие так думают? — севшим голосом поинтересовался Лепин, пытаясь казаться невозмутимым.

— Немногие… вроде бы. Есть, знаете ли, некоторая победная эйфория и чувство единения с бурами. В основном посматривают в сторону Германии.

— Кхе! Несколько странная точка зрения, — качнул головой префект.

— Думаете? Я вот считаю, что если правильно отыграть ситуацию, можно получить много бонусов. Ну например… мы пришли на помощь тем, кого считали правыми в этом конфликте, а сейчас разобрались… ну и так далее. Великобритания в таком случае получает некие моральные преференции, а мы сохраняем за собой земли, пусть и в составе Британской Империи.

— Ну ты и… — Мишка, как был в пижаме, так и упал в кресло, закрутив головой, не в силах подобрать слова, — силён врать! Я когда тебя слушал, так верил! Щипал себя, вон…

— Да одень ты штаны!

— … до синцов, — не слушал меня брат, — Действительно, поэт. Скальд! Ладно-то так вышло, што если бы не наши… хм…

Он задумался глубоко.

— … а им зачем об этом знать? — послышалось бурчание под нос, — Дуриком проскочим!

— Знаешь, Егор, — повернулся ко мне Мишка, — А ты ведь гений! Вот ей-ей! Летадлы твои, это так… не обижайся! А вот што сейчас наворотил, так это такое ого, што целое ого-го!

— Франция, — загнул он палец, — да они костьми теперь лягут, а прикуют нас к ЮАС! Кайзер, ха! Они усиления Германии больше огня боятся! А Великобритания и того пуще. Бред ведь, но дикие русские действительно могут так думать… ну то есть по мнению европейцев! Империя Российская ведь постоянно выигрывает войны, а проигрывает дипломатию, так што и не удивятся даже.

— А если пустить слушок? — предложил я, — Исподволь? Што дескать, есть такое мнение… думаешь, проймёт англичан?

— Пронять, пожалуй, и не проймёт, — отозвался брат задумчиво, — но чутка английских любезностей хапнуть можно.

— И буров прижать, — отозвался я в тон.

— Не без этого! Так… надо нашим сказать, что есть у нас, оказывается, и такие, пробританские мнения. А то ведь народ и не знает!

Глава 13

— Сам Пуришкевич! — уважительно басил ломовой извозчик, более похожий на циркового медведя, смеху ради обряженного в нарядную поддевку. Рослый, кряжистый, заросший волосом по самые глаза, он возвышался над толпой чуть не на две головы, и голос его разносился далеко окрест гудением Царь-колокола.

Прихватив своего тщёдушного спутника за плечо, ломовик ледоколом пёр вперёд, не замечая страдальческого выражения и явно выраженного нежелания идти куда бы то ни было. Обтекая от жары и шумно вздыхая, ведомый едва успевал переступать ногами, не делая, впрочем, попыток вырваться.

— Ён за народ, — вещал великан тяжёлым басом, и голос его разносился далеко, легко заглушая шумы, и кажется, даже и сами запахи Московского Сенного рынка, — за правду!

— Да иду же, иду… — страдальчески отозвался второй, по виду типичный прикащик в мелкой заштатной лавчонке, обслуживающей мещан из тех, которые победнее, — плечо-то отпусти, чортушко! Раздавишь!

— Ась?! — озадаченно уставился на нево ломовик маленькими колючими глазками, — А-а, ты эта… извиняй!

С виноватым видом обтряхнув дружка, великан не прекращал гудеть колокольно, оповещая всю округу о радетеле за народ господине Пуришкевиче. Который, значица, Владимир Митрофанович.

Кажется, весь уже рынок в курсе политических предпочтений и вояжа колоритной парочки, и хотят они это слышать, не хотят ли… дело десятое. Впрочем, народ здесь привычный ко всякому, многажды битый жизнью и не раз — полицией.

— Кхе, — вытянув карманные часы, извозчик не без труда определился со временем, страшно щурясь и собирая на лбу тяжёлые мыслительные морщины, — давай-ка поспешим, Ванятка…

— Ён раньше в Русском Собрании был, — широко шагая, рассказывал ломовик, оповещая приятеля и весь рынок разом, — а потом и расплевался. Грит, ничево там и руссково нет, окромя названия! Ну и своё, значица, задумал — штобы с народом, а не с господами. Русский народный союз имени Михаила Архангела, во!

— А полиция? — опасливо осведомился благоразумный Иван, переходя с трусцы на шаг и потея уже не от пробежки, а от политической нервенности. Потому как и тово… оно ему надо? За политику?

— А што полиция? — не понял ломовик, притормаживая, — А-а, да ты не боись! Господин Пуришкевич, он же не супротив царя-батюшки, а токмо супротив бояр. А то ишь! Взяли за привычку!

Погрозив неведомо кому кулачищем, похожим на арбуз, если, канешно, бывают такие волосатые арбузы, он гневно посопел и поводил вокруг глазами, ища тех, которые в привычке! Но как на грех, народ вокруг всё больше степенный да благонамеренный, а то бы он… ишь, привычки у них!