Притащив наконец приятеля прямо под дощатую трибуну и утвердившись ногами-колоннами в земле, гигант влюблёнными глазами уставился на Пуришкевича, пхнув Ивана в бок.
— А?! Каков?!
Кисло улыбнувшись в ответ, приятель тихохонько вздохнул, приготовившись слушать. Оно бы дремать потихохоньку в лавочке, пока покупателей в час по чайной ложке, а тут нате! Но чево не сделаешь ради дружбы, особливо ежели друг, он вот такой вот! Нет, так-то и ничево, оно чаще и на пользу… но и так вот бывает! Р-раз! И бёгом куда-то!
— А?! — то и дело пхал ево Феоктист, но мало-помалу, Иван и сам заслушался. Владимир Митрофанович разил и жёг етим… глаголом, обличая и узявляя. Не смущаясь немногочисленностью слушателей и их явной простонародностью, он ладно составлял слова и кажется, не боялся вовсе никово и ничево.
Слушатели, поглядывая на стоящево поодаль ленивого городового, не предпринимающего ничево, потихонечку и успокоились. Власть, значица, и тово… одобряет.
Блистая интеллектом и лысиной, бывший гласный[i] Бессарабского губернского земства, ораторским своим мастерством цеплял всю толпу разом и каждого в отдельности. По его словам, Русское Собрание, равно как и подконтрольные организации, увлечены защитой российского прошлого, не думая ничего о будущем.
Притом само прошлое они защищают не то, какое было, а то, каким они хотят его видеть! Будущее же, по мнению этих узколобых консерваторов, виднеется некоей сельской пасторалью, без должного роста фабрично-заводской промышленности.
— Господа эти, щедро одарённые чинами, но никак не разумом, — плевался ядовитой слюной Пуришкевич, — не хотят принять во внимание, что при таком раскладе Россия утратит положение великой державы.
— Эт да! — крякнул жирный купчик по соседству, вытягивая из воротника короткую шею, — Всякая немчура тогда… шалишь! Вот они где должны быть!
Надувая щёки и потрясая пухлым кулачком, купчик, очевидно, ассоциировал себя с государством. Нет, даже не так… с Государством!
— … нехватка земли также не смущает этих недальновидных господ, — продолжал Пуришкевич с ядовитой экспрессией, — и видимо, они полагают, что проблема малоземелья сама рассосётся! Программа переселения игнорируется и саботируется…
— Сабо… што? Не растолкуешь, мил-человек? — поинтересовался у Ивана поденщик из крестьян, продолжая одним глазом косить в сторону Владимира Митрофановича. В меру своево понимания приказчик растолковал, и мужичок закивал.
— Ага, ага… спасибочки, мил-человек! Так значица, — крестьянин начал наливаться праведным гневом, — саботируют? Можно, значица, и тово, переехать и вообще… ах они суки!
— Тише ты, чортушко, — зашипел Иван, — в ухо-то не гуди! Дай послушать умнова чилавека!
— Царь, значица, и тово… — много тише бубнил поденщик, — а они етова? Ни себе, ни людя́м, паскуды етакие! Сидеть, значица, на жопе ровно, да по весне зубы с голодухи вынать? Так по им?! У-у… злыдни!
— … русский народный союз имени Михаила Архангела, — рубил воздух Пуришкевич, — обещает…
— … недальновидная, страусиная политика этих господ, грозит нам социальным взрывом…
— Бомбистов привечают, — заприметив умоляющие глаза поденщика, истолковал Иван.
— Итить твою! — ахнул мужик, ухватившись за мокрую от пота бородку нечистой мозолистой пятернёй.
— Вожди Русского Собрания, — рубил правду-матку Владимир Митрофанович, — не являются по факту ни защитниками русского народа, ни монархии! Выступая от имени народа, господа Энгельгардты не знают ни нужд, ни чаяний народных.
— Вестимо, — согласился подёнщик с барином, мелко кивая и потея от жары и тесной смычки с общественностью, — немчура как есть! Откуда им!
— Будучи на словах сторонниками неограниченной монархии, — продолжал Пуришкевич, своими действиями они дискредитируют…
— Позорят, — чуточку свысока перевёл приказчик, и крестьянин закивал благодарно.
— … саму идею монархии!
— Та-ак… налился праведным гневом подёнщик, которому в кои-то веки один барин разрешил не любить других бар, и пояснил — за што именно. И главное, не против власти!
— Наша задача — объединить здоровые, прогрессивные силы русского общества! — уже выкрикивал Пуришкевич, заводя толпу, — Вас! Объединить русских националистов…
Ответив по окончанию речи на вопросы, и пригласив всех присутствующих становиться в ряды союза Михаила Архангела, господин Пуришкевич уехал на извозчике, произносить речи в других местах и для другой публики. Народ же потихонечку рассосался в разные стороны, обсуждая по дороге услышанное, и понимая его подчас весьма своеобразно.
К вечеру в ночлежку стали стягиваться усталые мужики, разбитые работой и жарой. Поснедав кто што, устроились на нарах сёрбать кипяток, дымя махрой и переговариваясь о всяком разном. Народ подобрался всё больше степенный, собирающий копеечку к копеечке на порушенное деревенское хозяйство, да надеющийся вернуться когда-нибудь, и зажить, как полагается справному мужику: при хозяйстве, гладкой бабе и куче бойкой детворы.