[i] Фраза приписывается Петру Первому.
[ii] «Все раздевались тогда донага и выбегали на улицу… Там садились они на корточки, поднимали к небу свои пьяные головы и начинали громко выть. Старик буфетчик знал уже, что нужно делать. Он выносил на крыльцо большую лохань, наливал её водкой или шампанским, и вся стая устремлялась на четвереньках к тазу, лакала языком вино, визжала и кусалась».
В художественной литературе этот момент встречается часто, первоисточником же называют книгу «Последний Самодержец» Виктора Петровича Обнинского, бывшего поручика лейб-гвардии.
[iii] Выражение это английское, изначально звучало как — Почему собака виляет хвостом?
— Потому, что собака умнее, чем хвост. Если бы хвост был умнее, он вилял бы собакой.»
[iv] Ещё раз (я знаю, что мне начнут писать «А вы уверены…»?) повторяю — к наркотикам в те времена относились очень легко. Кокаин и героин считались лекарственными средствами, и употребление их было не предосудительным.
[v] В РИ написано Лениным в 1905 г.
[vi]Истор. член студенческой корпорации или другого студенческого объединения, участники которого отличались склонностью к участию в дуэлях, кутежах и т. п. (в Германии).
Глава 21
— Ажаны! Валим!
Подхватив баллончики с краской (ибо отпечатки!), натягиваю маску на лицо и бегу, слыша за спиной тяжёлый топот и хриплое дыханье.
— Стоять! — но я, озябнув спиной от лающего этого приказа, только учащаю шаги и прыгаю, уцепившись руками за верх забора. Подтянуться…
… тяжёлое тело полицейского с грохотом врезается в доски, а я уже бегу к лабиринту проулков, глазами выискивая пожарную лестницу.
— Эй! Шлемазл! Дуй сюда! — Лев Лазаревич, свесившись с крыши, машет мне, оглядываясь то и дело через плечо.
— Ага… — снова беру разбег, прыжок на парапет, вцепляюсь руками в выпученную морду льва на барельефе, потом хватаюсь за протянутую руку, и вот я уже на крыше.
— Бегом! — Лев Лазаревич, придерживая полы лапсердака и хрипло дыша, лихо сигает с крыши на крышу, и только пейсы развеваются при прыжке. Разбег…
… прыжок, и я лечу вниз…
… и сажусь на постели с колотящимся сердцем. Ну придурь какая, а?! Приснится же? Зачем убегать от ажана, если в том квартале делать граффити разрешено. И Лев Лазаревич тоже…
Проснувшись окончательно, улыбаюсь ностальгически, и глянув на часы, понимаю, что пытаться заснуть в общем-то и незачем. Полпятого утра для нас не то чтобы и рань несусветная, через час, много полтора, мы уже на ногах.
— Ладно… — вздыхаю, ибо всё ж таки невыспался мал-мала, и сделав короткую разминку, прерываемую зевками, направился в ванную, сбрасывать балласт и чистить зубы. Пять минут спустя, умытый и почти бодрый, без особой спешки принимаюсь за готовку.
А в голове всё крутиться сон, и как это у меня бывает, пытаюсь разобрать его на полезные запчасти. Баллоны? Хм… можно, но сложно, дорого, и потому нерентабельно. Паркур? Снова не то, в Русских Кантонах его вовсю осваивают, и даже собираются сделать частью уже не добровольной, а обязательной военной подготовки. Вроде как оценили…
… выделяемые на это деньги, я так понимаю. В Русских Кантонах я пока далеко не самая жирная рыбка в пруду, но уж точно — золотая! Нежданно, негаданно… и разумеется, временно.
Но пока я меценатствую, и не прошёл ещё военный угар, прислушиваются… опять-таки временно. Новоприбывшие, многие из которых были у себя хваткими и уважаемыми людьми, пробуют уже «на зуб» старожилов, и вроде как, осторожненько пытаются пошатать самого Дзержинского. Вряд ли что получится в ближайшее время, и мы могли бы легко пресечь шатания, но…
… пресекать решили расслоение общества на «знать» и «быдло», всячески насаждая парламентаризм и самоуправление, подчас даже во вред делу. Но это как водится: выбираем между тактическим выигрышем здесь и сейчас, и стратегическим, на десятки лет.
Так о чём это я? Ах да… может, подсознание считает необходимым провести аудит Льва Лазаревича? Хм… делаю мысленную пометочку, ибо всё может быть!
Если тётя Песя называет своего родственника жидом, это что-нибудь, да значит! Это такой жид, что всем жидам жид! Патентованный, трижды обрезанный. По уму, ему бы вести дела со мной максимально лояльно, тем более сейчас, когда я перевёл его на палестинское направление, но…
… всё-таки что-то другое.
— Граффити! — недочищенная картошка булькнула в кастрюлю с водой, и я недоумённо поглядел на ножик в своих руках. Ну… значит, будет картошка на завтрак! С… да пожалуй, с мясом.
— Кто-то… что-то… когда-то… — забубнил я, пытаясь вспомнить, продолжая готовить, — говорил о возможности использовать стены как раскраску… но нет, не помню!
Разбив пару яиц, вилкой взбиваю их до однородной пены, и потому уже, с вдохновением истинного кулинара-недоучки, добавлю туда специи. Сухарики… не забыть, поставить поближе.
— Раскраска — круто, но мало, — а в голове крутится почему-то паркур и патриотическое воспитание, и наконец, все части этого пазла, соединяются!
— Раскраска… — я заметался по кухне взглядом, и сорвал со стены список покупок, начав на обратной стороне записывать идею, пока не вылетела из головы.