*4 – Закон о возвращении (все, кто имеют еврейские корни до третьего поколения, имеют право получить гражданство Израиля)
15 ГЛАВА
Внутри меня клокотала бешеная первобытная ярость, она драла мне нервы, выматывала душу, вспарывала мозги, превращала меня в безумца. Когда я находился рядом с НЕЙ, я не мог нормально думать, не мог быть человеком, я превращался в зверя. Моя одержимость этой сукой, этой дрянной и грязной шлюхой вызывала волну едкого презрения к самому себе. Меня колотило и скручивало, как после дозы героина. Да, в этом болоте тоже успел побывать. Я покрывался липким потом от ее близости. Я снова чувствовал всепоглощающую боль, ломку, мое сознание трескалось, покрывалось кровавыми шрамами.
Жалкий ублюдок, она протаранила тебе сердце, она выдирала из него куски на живую, день за днем, год за годом. Ты, твою мать, клялся, что найдешь и убьешь ее, и не мог. Раз за разом не мог. У тебя была херова туча возможностей снести ей башку, зарубить, застрелить, задушить, но ты каждый раз истекал кровью, когда представлял, что ее не станет.
Она давала стимул жить дальше.
Все эти годы, когда я искал ее, шел по следу, как пес, вынюхивал, крался в темноте по следам, заглядывал в ее окна, собирал чужую жизнь, как пазл, в огромную уродливую картину циничного разврата, где бабки решали все. Я был товаром, за который эта маленькая красивая змея получила огромную сумму денег. Сколько стоила моя жизнь? Несколько тысяч? А жизнь моего отца? Сколько эта сука получила за то, что выдрала мне душу? Я представлял себе, как найду и убью ее. Плевать на невыполненное задание, нас***ть на все. Закопать живьем и сесть у могилы, слушая, как она подыхает там, под крышкой гроба, как ломает ногти и задыхается.
Бл***ь, что ж я так люблю ее? До сих пор люблю, до безумия эту тварь, хочу до одури, до сумасшествия. Не могу нормально трахать ни одну девку. Все не то. Запах не тот, страсть не та, эмоции не те. Вдалбливаюсь в их тела, а в мозгах Кукла, они орут от наслаждения, а я хочу выть от боли. До сих пор. Да, спустя гребаных восемь лет, я хочу выть от боли и вою иногда, когда понимаю, насколько она меня смешала с дерьмом, как жестоко вытерла об меня ноги, не побрезговав ничем: ни жизнью моего отца, ни моей жизнью. Красивая до безумия, а внутри черви и гнилая мякоть. Видел ее там, на том гребаном приеме, куда я пришел… да, бл**ть, пришел, потому что знал – ее там ждет смерть. А она… она играла свою роль. Увидел и задохнулся, скрутило, вывернуло наизнанку мозги, спина покрылась потом. Задыхался, прислонившись воспалённым лбом к мраморной колоне, стараясь держать себя в руках. Ее профиль, нежный изгиб тонкой шеи, завитки волос на затылке, вырез на груди… Видел, как на нее смотрят голодные самцы, как истекают слюной и мечтают затащить в свою постель, и отыметь. Я недалеко от них ушел, я тоже мечтал, всегда, с первой секунды, как увидел. Женщины с завистью провожали ее взглядами, жалкие и ничтожные рядом с ней. А она сияла как алмаз, затмевала и ослепляла. Какая насмешка судьбы, настолько красивая снаружи и такая прогнившая внутри. Стреляет взглядами, виляет идеальными бедрами, улыбается, пожимает алебастровыми плечами. Клиент охреневает от ее красоты, он сражен, он растекся в лужу, у него каменный стояк и недержание спермы, и он уже готов на все, как и я в свое время. А она… она даже не подозревает, что всего пару минут назад я прирезал снайпера в соседнем здании. Ублюдок держал ее на мушке с самого начала вечера. В этот день я увидел ее впервые, спустя почти пять лет. Меня колотило, я закрывал глаза в изнеможении, помимо ненависти и ярости, плескалась радость, идиотская, паршивая, жалкая радость ее видеть. Я мог уйти тогда, позволить ей выполнить задание, но клиент повел Куклу в номер, и от ярости перед глазами появилась кровавая пелена. Прикоснется – выдеру ему сердце голыми руками. Я пошел за ними. Пристрелил ублюдка, кода он лапал ее за задницу и что-то отдавал ей, а она улыбалась, облизывая порочно красивые губы кончиком языка, явно предлагая в уплату свое тело. Мертвый клиент свалился мешком к ее ногам, и наши взгляды встретились. Вот теперь она боялась меня, а я злорадствовал, смотрел на ее короткое платье, на бешено вздымающуюся грудь и чувствовал, что хочу до озверения. Взять. Здесь и сейчас, на этом балконе, вонзиться в ее тело и на пару минут забыть о боли, утолить ее хоть немного.