Unknown

Последний выход Рэджа Ламли, хоть и был респектабельным, всё же сопровождался тусклыми огнями в прессе, где говорилось, что, умерев, молодой человек приобрёл почти фениксоподобное качество красочного воскрешения из горящего отеля. Кампания, в которой он, споря и разглагольствуя, проработал 15 ничтожных лет, на полдня закрылась по случаю похорон брата и сестры Ламли, - публичная дань, которую мог оценить или не оценить покойный, наконец лишенный возможности высказать своё мнение.

В предыдущей главе, мы видели, как часть истории, начавшейся у Висячей скалы, в буквальном смысле разгорелась пять недель спустя в городском отеле. В выходные, в которые произошел пожар, ещё одна часть постепенно подходила к своему морозному окончанию среди горных туманов «Лейк Вью».

Майк пробыл в городе почти неделю, а Фитцхьюберты уже вернулись в Турак на зиму, когда затерявшееся письмо от поверенного заставило его провести пару ночей в Маунт Маседон. Альберт встретил его на станции с кобом субботним вечером 21-го (поезд Майкла прошел всего в нескольких дюймах от того в котором сидели Ламли по пути в Мельбурн).

Когда повозка проезжала по теперь безлистной каштановой аллее, пошел почти незаметный мокрый снег.

- Рановато похолодало в этом году, - сказал Альберт, поднимая воротник. – Не удивлён, что все богатые шишки убрались отсюда на зиму.

На всегда ярко освещённом фасаде горело лишь несколько огоньков.

- Кухарка ещё не уехала, но Бидди с семьёй уже в Тураке. Твоя комната готова и дрова на месте, - он усмехнулся, - Ты же умеешь разводить огонь?

В холе горела одна тусклая лампа и сквозь открытую дверь гостиной они заметили укутанные диваны и кресла.

- Не очень живенько тут, да? Лучше приходи ко мне в конюшню как поешь. Полковник оставил мне бутылочку грога, когда уезжал.

Но Майкл был уставшим и измотанным, и пообещал зайти завтра.

Без ежедневного присутствия хозяев дом «Лейк Вью» стоял унылым и безжизненным. Он существовал лишь как приятный фон для отдыха у тёти и дяди и не имел собственной индивидуальности. Майкл ел у огня нарезку с подноса, смутно ощущая разницу между «Лейк Вью» и «Хэддингэм Холлом», чьи поросшие плющом стены жили и будут жить сотни лет, главенствуя над жизнями последующих поколений Фитцхьюбертов, время от времени уходящих чтобы сражать и умирать за жизнь нормандской башни.

На следующее утро письмо поверенного оказалось именно там, где и ожидал Майкл – забившимся в задней стенке письменного стола в комнате для гостей. Стояло воскресенье, и поскольку у Альберта была таинственная встреча относительно лошади на дальней ферме, большую часть дня он бесцельно пробродил вокруг дома. Около полудня, клубящийся туман прояснился, открыв вид на сосновый лес на фоне бледно-голубого неба. После обеда, когда с прерывистыми бледно-жёлтыми лучами вышло солнце, он прогулялся до домика садовника, где был встречен миссис Катлер с распростёртыми объятиями и горячими булочками с чаем в уютной кухне.

- Как дела у мисс Ирмы? Вы даже не представляете, как мы все тут по ней скучаем.

Майк признался, что не видел её пока был в городе, но знает, что она отплавает в Англию во вторник, на что на лице миссис Катлер отразился неподдельный ужас.

Едва гость ушел, мистер Катлер, как и большинство людей, живущих в ежедневном тесном контакте с природой и знающих о природных ритмах, мягко сказал:

- Я всегда считал, что между ними двумя что-то есть. Жалко!

Его жена вздохнула:

- Не могла поверить ушам, когда он так равнодушно говорил о моём бедном ягнёночке.

В сумерках Майк спустился к озеру, где от сухого треска камыша и голых ветвей ивы, поднимавшихся и опускавшихся в бухточку (летом служившую затенённой пристанью для лодки) переполнился беспокойной тоской. Лебеди исчезли и водяные лилии тёмно-зелёными листьями усеяли чёрную, лишённую света, поверхность озера. Дуб, возле которого летом он видел лебедя, пьющего из поилки в виде раковины, стоял голым к небу. Вдалеке было слышно, как из леса под деревянный мост спускается ручеёк. Его звонкие переливы, казалось, подчёркивали тишину и покой этого бесконечного дня.

Сразу после ужина, он взял керосиновую лампу, всегда висевшую в боковом проходе, и под моросящим снегом пошел к конюшне. В комнате Альберта горел свет, а опускную дверь, в ожидании гостя, придерживал открытой ботинок. На столе были выставлены два стаканы и бутылка виски.

- Прости, не могу разжечь огонь – здесь нет дымохода, но грог отлично выгоняет холод. И кухарка припасла для нас по сэндвичу. Угощайся.

Майк подумал, что здесь царило радушие, и даже комфорт, неизвестные гостиной его тётушки.

- Будь ты женат, - сказал он, садясь в разломанное кресло-качалку, - ты был бы, как пишут в женских журналах, душой дома.

- Мне нравится, чтобы вокруг было по возможности удобно, если ты об этом.

- Не только …

Как и с большинством вещей, которые хотелось бы сказать, начать было очень трудно.

- Хотелось бы однажды увидеть тебя в твоём собственном доме.