Unknown

– Может, мы присоединимся к доброму доктору в его полезной практике, милорд?

Лорд Джон отвел глаза от Франклина и увидел, что барон принялся снимать сюртук. К счастью, прежде чем Грей смог придумать, что сказать, Франклин поднялся, заметив, что, по его ощущениям, он получил достаточно полезных ванн на этот день.

– Хотя, конечно, – произнес он, глядя прямо на Грея с выражением глубочайшего интереса, - и даже с некоторым весельем, – вы не должны позволить, чтобы мой уход помешал вам потакать собственным желаниям, господа.

Барон, безупречно вежливый, сразу же надел сюртук, сказав, что присоединится к ним за аперитивом в библиотеке, и скрылся в коридоре.

У Франклина был шелковый халат. Придерживая его для Франклина, Грей наблюдал, как под халатом исчезают белые, слегка провисающие, но замечательно твердые и нераскрытые ягодицы. По тому, как медленно американец опускал руки в рукава, Грей понял, что в его плечевых суставах зарождается артрит.

Обернувшись и завязывая пояс, Франклин пристально посмотрел на Грея.

– Спасибо, милорд, – сказал он. – Полагаю, вы ранее не были знакомы с Амандином?

– Нет. Я знал его... зятя, месье Бичема, несколько лет назад. В Англии, – добавил он без всякой особой причины.

Что-то мелькнуло в глазах Франклина при имени Бичем, заставив Грея спросить:

– Вы его знаете?

– Мне знакомо это имя, – равнодушно ответил Франклин. – Значит, Бичем – англичанин?

Множество неожиданных возможностей промелькнуло в голове Грея от такого простого замечания: «Мне знакомо это имя». Но столь же быстро их оценив, он решил сказать правду, как самое безопасное. И просто произнес: «Да», – тоном, указывающим, что это не более чем просто факт.

В течение следующих нескольких дней лорд Джон и Франклин провели ряд интересных бесед, в которых имя Перси Бичема выделялось, поскольку не упоминалось. Тем не менее, когда Франклин вернулся в Париж, у Грея осталась искренняя симпатия к пожилому джентльмену, который, узнав, что лорд Джон весной собирается в Колонии, настоял на том, чтобы дать ему верительные письма нескольким друзьям. А еще у Грея появилась уверенность, что доктор Франклин точно знал, кто такой Перси Бичем сейчас, и кем являлся когда-то.

– Прошу прощения, сэр, – произнес один из членов экипажа «Тартара», довольно грубо отталкивая его локтем со своего пути и нарушая его задумчивость. Грей моргнул, приходя в себя, и понял, что его руки без перчаток заледенели на ветру, а щеки онемели. Предоставив матросов их зябким занятиям, лорд Джон спустился вниз, чувствуя своеобразное маленькое и стыдливое тепло от воспоминаний о своем визите в «Trois Flèches».

«3 мая 1777

Нью-Йорк.

Дорогой папả, я только что получил твое письмо о кузене Генри и очень надеюсь, что ты сможешь узнать его местонахождение и добиться его освобождения. Если я сам что-нибудь о нем услышу, то сделаю все возможное, чтобы дать тебе знать. Есть ли кто-нибудь, кому я могу адресовать письма для тебя в Колониях? (Если ты не сообщишь иного, то я отправлю их в распоряжение г-на Сандерса в Филадельфии с копией для безопасности судье О'Кифа в Ричмонде).

Надеюсь, ты извинишь мое собственное досадное разгильдяйство в переписке. Увы, оно не имеет никакого отношения к сильной загруженности или срочным делам с моей стороны. Скорее, это из-за скуки и отсутствия чего-либо интересного – писать не о чем. После утомительного зимнего заточения в Квебеке (хотя я выезжал на замечательную охоту и подстрелил очень злобное создание, называемое росомахой), в конце марта я, наконец, получил новые распоряжения от адъютанта генерала Хау, когда некоторые из людей сэра Гая вернулись в Цитадель, после чего возвратился в Нью-Йорк.