ТЕМНОЕ ПЯТНО ПОТА между широкими плечами бригадного генерала Фрезера имело форму острова Мэн на карте, которая висела дома, в старой классной комнате. Мундир лейтенанта Гринлифа тоже полностью вымок и потемнел на всем теле, и только поблекшие рукава оставались красными.
Мундир Уильяма был менее поблекшим, - а точнее, постыдно новым и ярким - но также лип к спине и плечам, тяжелый от влажности и испарений его собственного тела. Рубашку он выжал, но когда надевал ее несколькими часами ранее, она затвердела от соли: постоянное напряжение в предыдущие дни выкристаллизовалось на белье, но с восходом солнца, заставившего снова вымокнуть, ткань снова стала мягкой.
Взглянув на холм, куда бригадный генерал предложил подниматься, Вилли испытал надежду на прохладу на вершине, но напряжение от восхождения аннулировало все преимущества высоты. Они покинули лагерь сразу же после рассвета, когда воздух был такой вкусный и свежий, что Уилли жутко хотелось побежать через лес голым, как индеец, выловить рыбин из озера и съесть их с дюжину на завтрак, свежими и горячими, запеченными в овсяной муке.
Местечко Три Майл Пойнт (Точка трех миль (англ.) – прим. пер.) называлось так потому, что находилось в трех милях южнее форта Тикондерога. Бригадный генерал, возглавлявший продвижение войска, остановил всех здесь и предложил им с лейтенантом Гринлифом взобраться на возвышенность, чтобы осмотреться, прежде чем двигаться дальше.
За неделю до этого Уильяма, к его удовольствию, назначили к бригадному генералу, который оказался дружелюбным и общительным командиром, хотя и не походил на генерала Бергойна. Но Вилли было бы все равно, даже если бы выяснилось, что тот – настоящая фурия. Он будет на передовой - и это все, что имело значение.
Уильям нес некоторое инженерное снаряжение, а так же пару походных фляжек с водой и ящик для корреспонденции бригадного генерала. Он помог установить съемный штатив и услужливо подержал прут, измеряющий расстояние. Но, когда все замерили и записали, генерал, обсудив с Гринлифом какие-то результаты, отправил инженера обратно в лагерь.
Завершив безотлагательные дела, генерал, похоже, не желал сразу же спускаться - вместо этого он медленно прогуливался и, казалось, наслаждался легким ветерком. А затем, усевшись на камне, откупорил свою флягу и довольно вдохнул.
– Сядьте, Уильям, – сказал он, указав на тот же камень. Они немного посидели молча, слушая звуки леса. – Я знаю вашего отца, – вдруг произнес генерал и обаятельно улыбнулся. – Полагаю, вам все это говорят.
– Ну, да. Все говорят, – признал Уильям. – А если не про него, то про моего дядю.
Генерал Фрейзер рассмеялся.
– Тяжелое бремя семейной истории, которое нужно нести, – посочувствовал он. – Но я уверен, вы несете его достойно.
Уильям не знал, что сказать, и в ответ только хмыкнул. Бригадный генерал снова засмеялся и передал ему флягу. Вода была такой теплой, что Вилли едва ощущал, как она текла по горлу, но она пахла свежестью и ей удалось утолить жажду.
– Мы были вместе на Полях Авраама. Ваш отец и я, имеется в виду. Он вам когда-либо рассказывал о той ночи?
– Не так много, – сказал Уильям, размышляя, обречен ли он теперь встречаться с каждым солдатом, который сражался на этом поле с Джеймсом Вульфом.
– Знаете, мы спустились по реке ночью. Все мы просто остолбенели. Особенно я, - бригадир посмотрел на озеро, слегка покачивая головой и явно вспоминая. – Эта река Святого Лаврентия. Генерал Бергойн упоминал, что вы бывали в Канаде. Вы видели ее?
– Немного, сэр. В основном я путешествовал по суше в сторону Квебека, а затем спустился по Ришелье. Хотя, мой отец рассказывал мне о реке Святого Лаврентия, – Вилли почувствовал, что необходимо добавить это. – Он говорил, что это достойная река.
– А он сказал, что я чуть не сломал ему руку? Он был рядом со мной в лодке, и, когда я высунулся, чтобы окликнуть французского часового, надеясь, что мой голос не надорвется, он схватил меня, чтобы удержать. Я чувствовал, как его кости скрежещут, но в тех обстоятельствах этого даже не заметил, пока не отпустил его и не услышал, как он охнул.
Уильям увидел легкое движение широких бровей, а взгляд бригадного генерала сместился к его рукам – не то, чтобы в замешательстве, но словно пытаясь сравнить эту ситуацию с той. У отца были длинные, изящные, элегантные руки с тонкими костями; пальцы Уильяма был длинными, но руки выглядели вульгарно большими, грубоватыми, с широкими ладонями.
– Он – лорд Джон – он мой отчим, – выпалил Уильям и мучительно покраснел, смутившись от признания и от той прихоти, что заставила его сказать это.
– О? О, да, – неопределенно сказал бригадный генерал. – Да, конечно.
Подумал ли генерал, что Вилли говорил с гордостью, указывая на древность его собственной родословной?