Я провела большим пальцем по лохматой брови и почувствовала под ладонью упругие волоски его щетины, которая менялась у меня на глазах от грязноватого налёта до чётко различимых мелких завитков и жёстких пружинок, превращаясь в светящуюся массу тёмно-рыжего, золотого и серебряного, яркую на фоне его обветренной кожи.
– Не думаю, что тебе нужно это слово, – ответил он. – Если ты имеешь в виду свет, – посмотрел на меня Джейми и улыбнулся, разглядывая моё лицо. – Когда свет угасает – наступает ночь. А когда свет разгорается, то угасает ночь, правда?
Ночь, и правда, угасала. Нам следовало бы поспать, но армия вокруг нас скоро придёт в движение.
– Интересно, почему женщины не воюют?
– Вы созданы не для этого, Сассенах. – Его твёрдая и шершавая рука легла мне на щёку. – Это было бы неправильно: когда вы умираете, то так много забираете с собой.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он слегка повёл плечами, что означало: он подыскивает слово. Это движение у него было неосознанным, словно ему жал сюртук, хотя в данный момент никакого сюртука на нём не было.
– Когда умирает мужчина, то умирает только он, – пояснил Джейми. – А один мужчина похож на другого. Конечно, семье нужен муж, чтобы кормить и защищать её. Но любой приличный человек может это сделать. А женщина...
Его губы со слабой улыбкой прижались к кончикам моих пальцев.
– Женщина, умирая, забирает с собой жизнь. Женщина… – это неограниченная возможность.
– Идиот, – очень тихо сказала я. – Если думаешь, что один мужчина может заменить другого.
Какое-то время мы лежали, наблюдая, как становится всё светлее.
– Сколько раз ты так делала, Сассенах? – неожиданно спросил он. – Сидела всю ночь до рассвета с человеческим страхом в своих ладонях?
– Слишком часто, – ответила я, но это было неправдой, и он знал это.
Я слышала, как Джейми хмыкнул, а потом повернул мою руку ладонью вверх. Большим пальцем он провел по её холмам и впадинам, суставам и мозолям, по линии жизни и линии сердца, по гладкой мясистой выпуклости холма Венеры, где до сих пор виднелся бледный шрам в форме буквы J. Он был у меня на ладони бόльшую часть жизни.
– Часть моей работы, – сказала я без тени иронии, и Джейми тоже был серьёзен.
– Думаешь, я не боюсь? – спокойно спросил он. – Когда делаю свою работу?
– Боишься. Но все равно ты будешь этим заниматься. Ты – чёртов игрок, а жизнь – самая азартная игра, не так ли? Может быть, твоя, а, может быть, чья-то ещё.
– Да, – мягко согласился он. – Думаю, ты об этом знаешь.
– Меньше всего я беспокоюсь о себе, – задумчиво сказал он. – Я хочу сказать, что, в общем-то, в своей жизни я сделал кое-что полезное. Мои дети выросли, с внуками всё в порядке, – это же самое важное, так?
– Да, – согласилась я.
Взошло солнце, где-то вдалеке послышался крик петуха.
– Ну, что ж. Не могу сказать, что боюсь так же сильно, как раньше. Умирать, конечно, не хочется, но сожалею об этом, наверное, уже меньше. С другой стороны, – уголок его рта приподнялся, когда он посмотрел на меня, – я не только меньше боюсь за себя, но и ещё меньше хочу убивать молодых людей, которые едва начали жить.
Мне показалось, что это прозвучало почти как извинение за Дэнни Хантера.
– Ты собираешься определять возраст стреляющих в тебя? – спросила я и, усевшись, начала вычёсывать из волос сено.
– Это сложно, – признал он.
– Но я искренне надеюсь, что ты не позволишь какому-нибудь сопляку убить тебя только потому, что он ещё не прожил такую насыщенную жизнь, как твоя.
Джейми тоже сел, серьёзно глядя на меня. Сено торчало у него из волос и одежды.
– Нет, - сказал он. – Я убью его, просто мне будет сложнее.
ГЛАВА 58
ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ
ПРЕЖДЕ ГРЕЙ НИКОГДА НЕ БЫВАЛ в Филадельфии. Если не брать в расчет улицы, которые были отвратительными, город казался довольно приятным. Лето украсило деревья пышными зелеными кронами, и во время прогулки костюм лорда Джона слегка запылился от осыпающихся мелких листиков, а подошвы сапог стали липкими от накапавшей смолы. «Видимо такому душевному настрою Генри способствовала повышенная температура воздуха», – мрачно подумал он.
Не то чтобы он винил своего племянника. Миссис Вудкок была кругленькой, но проворной, с миловидным лицом и добросердечным характером. И она выходила Генри, вытянув парня практически со смертного порога, когда командующий местной тюрьмой офицер привез его к ней, опасаясь, как бы потенциально дорогостоящий узник не окочурился прежде, чем принесет богатый куш. Джон знал, что такого рода вещи образуют привязанность, хотя никогда, слава Богу, не испытывал никакой нежности ни к одной из женщин, которая когда-либо ухаживала за ним в болезни. Кроме...
– Дерьмо, – невольно проговорил он, отчего проходящий мимо священнического вида джентльмен осуждающе на него посмотрел.
Грей накрыл свои мысли, гудящие в голове, будто назойливые мухи, воображаемой чашкой. Но отвлечься не получалось, и, осторожно приподняв краешек этой чашки, он обнаружил там Клэр Фрейзер. Грей немного расслабился.