Снаружи их ждал на коне сам Воротынский, при виде коего злодеи пали на колени, убеждая боярина в том, что хотели лишь проучить развратную бабу.
- Помилосердствуй, боярин! – скулил, растеряв свою наглость, Фрол. - Она ведь осрамила мой род!
- Цыц, пес! – брезгливо поморщился державный муж. - Будто ты его не осрамил! Стражи, уймите сего висельника!
Исполняя его повеление, один из ратных людей въехал Фролу под ребра древком бердыша, и тот скорчился от боли.
Последними трапезную покинули Бутурлин с друзьями. При виде их Воротынский многозначительно усмехнулся.
- Так-так-так! – произнес он, качая головой. - И почему я не удивлен при виде вашей троицы? Как вы узнали, что ночью сюда нагрянут тати?
- Меня в гостинный двор чутье привело! – ответил, выходя вперед, Газда. - Хочешь - верь, боярин, хочешь – нет, но я порой вижу грядущее. Господь указал мне, где этой ночью свершится разбой!
- Допустим, тебя привело к Анфимьевне... чутье, - криво усмехнулся Воротынский, - а как здесь оказались вы оба? Наталья сказывала, вы явились к ней много позже!
- Быть может, мне передался дар Газды, - пожал плечами Бутурлин. - Едва он исчез ночью с моего подворья, я догадался, где его нужно искать!
- И впрямь ценный дар! – рассмеялся старший боярин. - Со мной поделиться не желаете? Я бы многое отдал, чтобы вовремя чуять в державе разбой и измену!
- Сего обещать не могу! – лицо Газды расплылось в шутовской ухмылке. - Дар сам решает, кому передаваться, а кому – нет!
- Иного я и не ждал! – проворчал Воротынский. - Ну да ладно! Обойдемся без предчувствий!..
А ты, парень, не робкого десятка, - в голосе боярина впервые прозвучало уважение к казаку, - не сробел выйти в одиночку против такой оравы!
- Коли бьешься за тех, кого любишь, в душе нет места страху! – ответствовал Газда.
- Красно молвишь! – Воротынскому по нраву пришелся ответ. - Похоже, тогда, в Самборе, я тебя как следует не разглядел! Не помышляешь о том, чтобы служить Москве?
- Прости, боярин, - отрицательно помотал чубом казак, - не помышляю. Мои братья и так подсобили Москве, разбив отряд Валибея.
Давеча я опознал татя, что собирался убить вашего Владыку. Теперь еду с Дитрием на Литву ловить германского супостата!
Не много ли хочешь от меня, боярин?
- Что ж, от добра добра не ищут!.. – помрачнел Воротынский. - Оставайся при своей вольности! Я же возвращаюсь на Княжий Двор. До утра мне все одно не уснуть, так хоть со злодеями разберусь!
- Гоните сию падаль в княжескую темницу! – обернулся он к стражникам. - И до утра не давать им ни хлеба, ни воды! Пусть узнают, каково насильничать!
Пинками и зуботычинами воины погнали связанных татей в сторону княжьего подворья. Многие из них стенали и выли. Бородатый Пафнутий громче всех взывал к христианскому милосердию стражей.
Старший боярин собирался следовать за ними, но его окликнул Бутурлин.
- Погоди, Михайло! – обратился он к Воротынскому. - Нужно потолковать еще об одном деле...
- О каком деле? – насторожился тот. - Уж не собираешься ли ты вступаться за сих лиходеев?
- Не собираюсь! – поспешил развеять его опасения Дмитрий. - У меня иное на уме. Надобно оставить здесь до утра пару-тройку стражей на всякий случай. Мало ли кого лихая может принести сюда, тем паче, что мы сломали Анфимьевне двери...
И еще непременно огласить перед Москвой мнение Государя, что нет вины Натальи ни в заговоре, ни в блуде...
Дабы с ней не повторялось подобное! – он махнул рукой в сторону удаляющихся татей. - Прошу тебя, пусть глашатаи разнесут по Столице сию весть!
- Ладно, так уж и быть, исполню твою просьбу! – хмуро усмехнулся старший боярин. - А то ведь ты от меня не отстанешь! И откуда только, Митя, берутся люди, подобные тебе?
- Не все ли равно, откуда мы беремся? – развел руками Бутурлин. - Главное, что нам дорог покой Руси!
ГЛАВА №34
Грядущее утро принесло Владыке Московии нежданную весть. Еще не стихли разговоры о подвиге Бутурлина и его друзей, помешавших убийству Государя, а по Столице уже разнеслась весть о том, что они обезвредили шайку насильников.
Первым человеком, коего узрел , проснувшись, Великий Князь, был Воротынский, доложивший ему о событиях минувшей ночи.
Московский люд, собравшийся у Лобного Места, требовал наказания татей, и Князь, наскоро облачившись, поспешил на площадь вершить суд.
Много времени он не занял. Свидетельств Бутурлина, Флориана и Газды, не говоря уже о самой Анфимьевне, с головой хватило, чтобы осудить насильников на битье кнутом и изгнание из Столицы.
Правда, среди горожан нашлось немало тех, кои мнили, что нельзя обвинять коренных москвичей, основываясь на показаниях беззаконного степняка и чужеземца-католика.