Unknown

Но здоровье и болезни выходят далеко за пределы клиник и больниц, да и за пределы медицинских знаний тоже: они — часть нашей жизни, а не её изолированный отсек. Например, заболевания легких могут не меньше зависеть от экологии, чем от реакции системы здравоохранения, о чем вам первыми напомнят эпидемиологи. Хронические заболевания в пожилом возрасте зависят от всей истории жизни, начиная с качества социализации во взрослой жизни и заканчивая качеством питания в детстве и начальным образованием*. Производственные травмы во многом зависят от того, какую работу мы делаем, и от того, какие меры предосторожности приняты на производстве (например, правила, ограничивающие использование асбеста), а они, в свою очередь, зависят от до готовности профсоюзов бороться за них. Сегодня ученые называют это «социальными детерминантами здоровья».

* прим. переводчика: всех, кто интересуется подробностями, можем переадресовать к статье ”How Economic Inequality Inflicts Real Biological Harm” биолога Роберт Сапольски. В ней показывается, как хронические заболевания коррелируют с низким социальным статусом человека (socio-economic status, SES).

Может быть, медицина — узкая область знаний, но здравоохранение охватывает буквально всё, что мы делаем. Наше здоровье — это не только наше личное дело под нашу личную ответственность. На него сильно влияет устройство нашего общества — и то, насколько осмысленные коллективные решения оно принимает.

Что, например, считается законной заботой о здоровье, а что может быть отклонено? Вы в депрессии из-за того, что это вы такой бракованный — или потому, что вы работаете на двух глупых работах с нищенской зарплатой? В чём из своих проблем виновен ты сам — а в чём капитализм?

Эти вопросы — не только о здравоохранении, но и о чем-то большем: как демократическое планирование должно осуществляться во всех сферах жизни, а не только в здравоохранении.

Так, если мы хотим построить более справедливую систему, чтобы применять лучшие технические знания человечества самым эффективным образом — и при этом не тратить всё время на бесконечные встречи и голосования — то нам придётся отказаться от некоторых полномочий по принятию решений, отдавая их кому-то другому: например, экспертам, (выборным) менеджерам или другим своим представителям. Но в то же время, хотя здравоохранением и должны заниматься специалисты, им должны управлять не только они. Вопрос о том, должны ли люди быть пассивными потребителями медицинской помощи, или же её активными заказчиками, оставался общей темой на протяжении всей истории общественного здравоохранения, где бы она ни возникала.

Вот как британский врач-ветеран Джулиан Тюдор-Харт описывает зачатки тех изменений, позже развитых в НСЗ:

«Этот зародыш новой экономики зависит от роста того элемента, который он всегда содержал, и который был признан лишь недавно и очень неохотно: от того, что пациентам неизбежно предстоит из потребителей услуг стать со-творцами. Однажды выйдя на сцену, общественные ожидания становятся непреодолимой силой, обеспечивая первые шаги к демократической подотчётности, которые можно сохранить — и быстро расширить».

Это был призыв к созданию новой системы — основанной на взаимной подотчетности, демократическом контроле над ресурсами и участия всех причастных лиц в принятии решений. Это был призыв продолжить ту борьбу которую уже начали британские рабочие в начале ХХ века.

Вторая мировая война изменила всё, и не в последнюю очередь — перспективы настоящего общественного здравоохранения. Когда война охватила Европу, британское правительство ввело планирование в ключевых секторах экономики. Были введены ограничения на рынках, в том числе на рынке здравоохранения. Прибыль, хотя она и присутствовала в ограниченных пределах, временно стала второстепенной целью по сравнению с целью победы в войне. В это мрачнейшее время — в эту «полночь века», как описал этот период социалист-либертарианец Виктор Серж — тихий шёпот новых, более демократически планируемых общественных институтов был сигналом о том, что ранее невозможное теперь становилось возможным.