Unknown

– Я не играю в ваши игры, Грейсон. Мое терпение вышло.

– Кто вас обидел? – он поднимается со своего места так быстро, что я отшатываюсь, в то время как его цепи натягиваются.

Я смотрю на столешницу, под которой скрывается тревожная кнопка. Грейсон следит за моим взглядом, затем смотрит на меня.

– Вперед, давайте. Нажмите на нее, – подначивает он.

Я поднимаю подбородок, успокаивая дыхание.

– Если я это сделаю, то это будет наша последняя сессия.

Уныние наполняет его глаза прежде, чем он успевает скрыть выражение лица. Я напоминаю себе, что это не настоящая эмоция, он умелый манипулятор.

Он доказывает это, когда отступает и трет шею.

– Я буду скучать по нашему общению, доктор Нобл. Вы мне помогаете.

Хотите знать, когда вам лгут? Следите за жестами: дернуть за ухо, прикоснуться к волосам. Потереть шею. Только с Грейсоном я не решила, лжет ли он о моей помощи ему или что он будет скучать по нашему общению – скучать по мне.

– Вы хотите, чтобы я поверила, что вы сделали это не специально?

Он пытается изобразить смущенное лицо, но не может долго удерживать его. Он расплывается в улыбке, на щеке появляется ямочка. Мои ноги начинают дрожать от его чар.

– Может, я хочу, чтобы вы спросили, какая часть всего этого правда.

– Миссия выполнена. Если вы намеренно решили манипулировать этими сеансами, то видимо хотите умереть. Я еще раз вас спрашиваю, это игра? Ваша последняя выходка перед казнью? Вы намеренно тратите мое время, потому что ваше уже вышло?

Он сжимает кулаки так крепко, что цепи начинают дрожать, под комбинезоном вздуваются напряженные мускулы. Я чувствую, как на него накатывает гнев. Это первая настоящая реакция, свидетелем которой я стала – настоящая эмоция.

Я его напугала.

– Вы – не игра, – говорит он сквозь зубы.

Я втягиваю воздух.

– Меня учили распознавать ложь. Возможно, вы искусны в обмане, но я умею его обнаруживать, Грейсон. Я хочу знать правду.

– Ложь вам не принесет мне пользы. Я хочу, чтобы вы познали истину.

То, как он говорит… сама фраза «познать истину». Он не просто хочет, чтобы я узнала ее, он умышленно подобрал такие слова. Я чувствую покалывание.

– Вам нравилось заставлять жертв страдать? Вам нравилось пытать их, убивать? – Я подбираю слова столь же тщательно. Мне нужно понять, садист он или это лишь маска. Теперь, когда он ослабил щиты, я могу легче считать его ответ.

– Да, – признается он. – Мне понравилось. Ни капли вины.

Я, наконец, выдыхаю.

– Вы не можете чувствовать вину или сожаление, если получаете удовольствие от страданий и боли других. Вы получаете удовольствие? Возбуждаетесь, наблюдая, как ваши жертвы страдают? Достигаете сексуального удовлетворения и разрядки?

На лице его отражается чистый экстаз, в глаза подергиваются дымкой, словно он вспоминает, что чувствовал. Когда взгляд снова обрел осмысленность, а яркие голубые глаза устремляются на меня, интенсивность взгляда пронзает меня до самой глубины и вызывает пульсирующую боль, от которой мои бедра сжимаются.

– Это несправедливо, что вы знаете мои секреты, – говорит он, – в то время как я ваши – нет.

– Это признание? – не позволяю перевести тему я.

Он один раз кивает в подтверждение.

– Таким я родился. Потратил годы, пытаясь понять, почему. Потом мне стало скучно, а потом я устал. Сейчас важно лишь то, на что я решаю направить свою… садистскую природу. Если вы так это называете.

Я поднимаю голову, стиснув зубы.

– Именно так. Вы заблуждаетесь, если считаете, что можете использовать садизм во благо.

Что вы герой, использующий свое расстройство для наказания виновных. Это не так, Грейсон. Вы не можете быть судьей, присяжными и палачом.

– И все же так и есть, – говорит он, опускаясь в кресло. – Это просто выбор – принять то, кем мы являемся. То же самое можно сказать и о вас. Вы используете свою болезнь в общении с пациентами.

Леденящая волна страха лишает меня дыхания.

– Вот почему я здесь, – продолжает он. – Вот почему тогда в приемной вы выбрали меня, а не придурка, пускающего слюни. Вы сделали выбор. Тот, который выгоднее для вас. Просто признайте это. Признайте, что родились такой же свободной, как и я, чтобы мы могли закончить с этими бессмысленными разговорами и узнать, на что мы действительно способны.

Я отступаю, увеличивая расстояние между нами, чтобы при следующем вздохе не почувствовать его запах.

– Чего вы хотите? – Простой вопрос, но ответ расставит все по местам.

Его стальной взгляд фокусируется на мне.

– Я хочу жить. И я хочу тебя.

Время останавливается. Именно честность, которую я прочла в его глазах, не позволяет мне разорвать этот мучительный момент. Я знаю, что становлюсь частью его расстройства. Я его единственная связь с внешним миром, но я отказываюсь ее разрывать. Я могу это использовать. Этично ли это? Нет, совсем нет. Но такого как Грейсон больше не существует. У меня больше не будет такой возможности.

Я откидываю челку с глаз и снимаю очки.