Unknown

«Без сомнения», - признался он, глядя ей прямо в глаза, не дрогнув и не приукрасив правду.

«Память о том, что она была любовью всей твоей жизни, останется нетронутой», - признала она, и невозможно было не почувствовать меланхолию.

Действительно ли она была влюблена в него? Нет, я так не думаю. Но она очень любила этого человека. Нетрудно понять, почему. Все, с кем я встречался, за исключением помощника шерифа, думали об Эмери Додде самое лучшее.

«Да, - согласился он, глядя на нее с такой нежностью, что она не могла не вздохнуть и не улыбнуться ему. «Если я женюсь на тебе, наследство Андреа останется прежним. Я мог бы говорить своим девочкам такие слова: «Единственная женщина, которую я когда-либо любил по-настоящему, была ваша мама».

«Да, ты мог бы», - согласилась она, и я увидел, как ее глаза заблестели от непролитых слез, а подбородок слегка дрогнул.

«Более того, я мог бы держаться за свою неотступную печаль и никогда не позволять тебе утешать меня, смеяться со мной или подпускать тебя близко к своему сердцу. Это был бы брак по расчету, только и навсегда».

«Ты уверен?»

«Да. Одной из причин моего согласия на брак было то, что я знал, что никогда не влюблюсь».

Ее глаза начали переполняться, и из них скатилось несколько шальных слезинок.

«Это был бизнес, и ничего больше».

В голове пронесся фильм «Крестный отец», и это было глупо, но это было так.

Она смотрела на него, действительно смотрела, пытаясь заглянуть в самое сердце. «Так и было», - наконец согласилась она. «Да».

«Да», - повторил он.

Они молчали, как и все мы, ее друзья и я, все мы ждали, что Эмери и Лидия будут делать дальше.

«Что дальше?» - спросила она его.

«Ну, теперь я говорю тебе, что не хочу жениться и официально отменяю помолвку».

Она быстро кивнула. «Я поговорю с отцом».

«Я позвоню ему после того, как ты...»

«Нет. Я скажу ему».

«Я все равно позвоню, Лидия. Ему решать, хочет он со мной говорить или нет».

«Возможно, Дэрроу и Кэхилл все же смогут стать деловыми партнерами».

Он уже собирался ответить, когда в комнату вошел Мал. Обе девочки были одеты в свою экипировку белых медведей, как и полагалось всякий раз, когда они выходили из дома, как только погода становилась морозной и не поднималась выше. Я удивился, увидев, что Эйприл держит Уинстона на руках.

«Простите, простите, - быстро сказал Мал, остановившись перед Эмери и мной.

Я поцеловал Оливию, а Эмери - Эйприл, потом мы поменялись, погладили Уинстона, и я сбегал к корзине в кладовке, чтобы достать его собачий свитер и отдать Малу.

«Серьезно?»

«Да, серьезно», - сказал я, нахмурившись. «Он маленький пес».

Он сделал такое лицо, будто я спятил, затем поспешил выйти из дома и усадил обоих детей перед входной дверью, чтобы закрыть ее за собой.

Лидия медленно повернулась к Эмери, и я увидел, как ее плечи опустились. «Когда ты решила разорвать помолвку?»

«Вы все, - вмешалась Шелби, - не думаете ли вы, что вам стоит побыть в одиночестве до окончания всего этого?»

Все сразу заговорили, высказывая свои мысли по этому поводу, и я воспользовался этой возможностью, чтобы сбежать в свою комнату.

Странное дело: мое лицо было горячим, а кожа покраснела. Я влетел внутрь, закрыл за собой дверь и прислонился к ней, нуждаясь в моменте, чтобы восстановить свой внешний вид. В течение нескольких недель я был веселым и счастливым парнем. Я мог снова стать им, как только пойму, как отделить возможное от реального. Мне нужно было перестать думать о том, что я навсегда останусь с Эмери Доддом и буду уверен в том, что смогу сделать его счастливым и органично вписаться в его жизнь, если он не будет видеть во мне парня.

Это было нелепо. Я должен был уехать. Не было никакого оправдания тому, чтобы остаться. Мечты о том, что у меня будет муж, дети, собака и милый домик, медленно разъедали мое сердце.

Пора было уходить.

 

Глава 14

 

Эмери беспокоился, что Оливия привяжется ко мне, а потом, позже, и Эйприл. Но он не понимал, что в смертельной опасности был я. У меня больше ничего не было, ни фундамента, ни опоры, ни людей, которые были бы моими.

Я не смогу оправиться, если оставлю свое сердце с ними, когда уеду из города.

Меня снова поразило, что не было всей этой неопределенности и неловкого личного выбора, когда люди стреляли в меня. В ситуациях, связанных с жизнью и смертью, беспокойство о своем эмоциональном здоровье не возникало. Когда меня отправляли на службу, меня никогда не спрашивали, как я себя чувствую, только о том, не потерял ли я слишком много крови, чтобы продолжать. Было бы намного проще, если бы я вернулся на флот, все перестало бы быть серым, а стало черно-белым, хорошим или плохим, убить или быть убитым, идти туда, куда скажут.

Уезжая, я совершил ошибку, но я мог ее исправить. Я вывел из себя своего командира, но я знал, что он через секунду порекомендует флоту восстановить меня в должности. Я был хорош в роли солдата. А вот переход от военной к гражданской жизни мне не удавался.

Стук не был неожиданностью.