Другие примеры нереформистских реформ включают в себя такие вещи, как установление лимитов (или предельных значений) на выбросы углекислого газа и постоянное снижение этих лимитов в течение многих лет. Это сильно отличается от реформы по продаже углеродных компенсаций, которая позволяет корпорациям и правительствам вносить плату в обмен на право выбрасывать углекислый газ. Углеродные квоты рассматривают загрязнение как вещь, которую можно купить, чтобы от него избавиться. С другой стороны, углеродные ограничения заставляют правительства и крупные корпорации с каждым годом все больше отвыкать от ископаемого топлива.
Как отличить реформу от нереформистской реформы? Дин Спейд, юрист и основатель Юридического проекта Сильвии Риверы, пишет, что мы должны задавать следующие вопросы: [39]
Предоставляет ли она деньги или ресурсы людям, которым был причинен вред?
Оставляет ли она без внимания людей, которые подвергаются наибольшей стигматизации или позору? (например, люди с криминальным прошлым, люди без иммиграционного статуса или люди, которых общество обвиняет в том, что они сделали "плохой" выбор)
Дает ли это больше денег или власти системе, которую мы пытаемся уничтожить?
Расширяет ли она возможности людей, наиболее затронутых проблемой?
Регулярно задавая подобные вопросы, мы можем развить свою проницательность, способность самостоятельно определять, что правильно и каковы наши обязательства друг перед другом. Страх и чувство вины, которые в нас взращивает системный стыд, мешают ясно видеть наши уникальные обстоятельства или даже формировать собственную точку зрения. Но когда мы обучаем себя и развиваем большую уверенность в своей способности отличать правильное от неправильного, мы можем отвергнуть все те отвлекающие внешние сигналы, которые твердят нам, что мы должны делать больше и заслуживаем плохого самочувствия.
Это не активизм - это экзистенция
Я знаю, что большинство примеров широкого признания, которые я привел в этой главе, связаны с политической организацией и активистской работой. Но я хочу уделить время тому, чтобы подчеркнуть: когда мы практикуем расширительное признание, мы сами решаем, в чем наше призвание, и сами определяем, что значит вести достойную жизнь. Для некоторых из нас построение такой жизни не будет включать в себя ничего похожего на обычную активистскую работу. На самом деле многие активистские организации и некоммерческие организации сами по себе являются непродуктивными очагами системного стыда, где травмированные и перегруженные работой люди соревнуются друг с другом, чтобы доказать, кто из них самый преданный, состоявшийся и добродетельно самоотверженный. [40] Даже если нас волнует системная несправедливость, мы не должны подвергать себя такому окружению. Чаще всего они эмоционально нездоровы для нас и политически непродуктивны.
Как и Стеф Санджати, бывший пользователь YouTuber, о котором я рассказывал в главе 7, я перестал считать себя активистом. Я не участвую в таком количестве политических организаций, как раньше. Я гораздо реже вступаю в борьбу с другими людьми. Когда в разделе трендов Twitter появляются ужасные новости, я не спешу принять в них участие, чтобы развеять свою тревогу и убедить других в том, что я хороший человек. Я делаю меньше. Я гораздо больше думаю о последствиях своего выбора. Большая часть того, что я делаю, совсем не похожа на "активизм". Напротив, я склонен рассматривать свои ценности и убеждения как нить, которая проходит через все мои отношения, увлечения и все остальное, что я делаю.
Я большой поклонник экзистенциальной терапии, особенно работ Мартина Адамса. [41] В экзистенциальной терапии терапевт не должен выступать в качестве авторитетной фигуры. Он не должен навязывать пациенту никаких конкретных целей. Вместо этого он честно рассказывает о себе, как о человеке, который в своей жизни тоже боролся с бессмысленностью и потерянностью. Отсюда они могут предложить упражнения и инструменты, которые помогут клиенту определить, что для него важнее всего в жизни. Это очень гибкий и расширяющий возможности терапевтический подход, вдохновленный работами таких философов, как Жан-Поль Сартр (который считал, что наша жизнь не имеет врожденного смысла, и поэтому мы должны создавать смысл сами) и Виктор Франкл (который писал, что смысл уже существует вокруг нас, и нам просто нужно его найти).
Когда речь заходит о поиске (или создании) смысла жизни, экзистенциальные терапевты обращаются к тому, что они называют четырьмя сферами человеческого опыта: [42]
Физическая сфера, которая определяет, как мы воспринимаем окружающее нас пространство, наши тела и то, как мы думаем о собственной смерти.
Социальная сфера, которая определяет, как мы думаем и относимся к другим людям, а также к культуре (культурам), к которой мы принадлежим.
Личная сфера, которая определяет наше понимание самих себя, включая истории жизни, которые мы рассказываем о своем прошлом опыте, нынешней ситуации и о том, что мы надеемся сделать в будущем.